РОССИЙСКИЙ
АНТИВОЕННЫЙ ЖУРНАЛ
здесь только литература
Александр ЛЕВЧЕНКО
ПРОДАВЕЦ ЧАЧИ
Савчук на секунду замер, пытаясь вспомнить текст собственной презентации: отвел глаза вдаль и привычно поджал узкие губы, будто с него прямо сейчас пишут портрет для Третьяковской галереи. Затем едва заметным движением мотнул головой, чтобы густая чёлка упала на лоб. Вроде так тоже делают гении (в данном случае непризнанные), к коим Савчук себя, естественно, причислял.
— Моё творчество… — продолжал он. — Моё творчество… неизменно находит отражение в реальном мире. То есть… Нет! Это реальная жизнь неизменно находит отражение в моём творчестве.
— Какая глубокая мысль, — простонала Лена, заелозила на стуле и обратилась к моей более скромной персоне. — Учись, Лёша. Может однажды и твою книгу издадут, тогда тебе тоже предстоит проводить презентацию.
Она говорила это шёпотом, но таким громким, чтобы все в этой тесной аудитории, включая Савчука, услышали её слова.
— Так о чём я? Моё творчество неизменно находит отражение в реальной жизни… Наоборот! Короче, вы поняли. В своих произведениях я часто описываю собственные приключения или беседы, которые веду с близкими мне людьми. Ещё когда я жил в Краснодаре, в моей компании друзей за мной закрепился образ такого, знаете, народного психолога. Я часто проводил, можно сказать, настоящие терапии, знаете, под пинту чего-нибудь нефильтрованного. И неизменно мои «пациенты» впоследствии действительно улучшали свою жизнь. Хотя отмечу, что никакого психологического образования у меня нет, а диплом я получил на юридическом факультете. Возможно, психология — это просто моё призвание. Поэтому и книга получила такое название — «Грязные истории уличного психолога». Как в Древней Греции были уличные философы, так и я…
— Божечки! — выкрикнула Лена, прервав речь Савчука. Сам спикер поднял глаза и посмотрел на мою избранницу с неким раздражением, вновь поджал губы и скинул чёлку на лоб.
— Прости, Андрюша, что прервала! — остальные посетители презентации переключили взгляд с Савчука на Лену. — Просто я сама имею непосредственное отношение к психологии, ведь недавно выучилась на эту специальность и получила диплом…
— Какая у нас тут интеллигенция собралась! Психологи, философы, писатели! — раздался чей-то голос в аудитории.
— К слову, я была одной из лучших в своём потоке, — продолжила Лена. — Я всегда выполняла в срок все домашние работы, а мой преподаватель всегда хвалил меня и рассказывал, какая я умная, старательная и как мне обязательно нужно записаться на Pro-курс для более детального введения в профессию. В итоге я имею настоящий диплом практикующего психолога. И даже организую здесь, в Батуми, лекции по психологии. Ты знаешь, Андрей, у тебя в одном из рассказов описываются абьюзивные отношения. Я была в восторге! У меня как раз в следующую пятницу в баре «Диссидент» состоится лекция по абьюзивным отношениям. Кстати, ещё есть свободные места, цена всего семь лари. Мне так понравился тот рассказ! Дело в том, что я сама была в абьюзивных отношениях, когда мой молодой человек не давал мне и шага шагнуть. Контролировал все мои действия, говорил с кем мне общаться, а с кем нет! Но я выбралась из них…
— Спасибо, Лена, мне очень приятна оценка такого профессионала, — ответил Савчук. — Алексею повезло, что с ним такая женщина.
А это укол в мою сторону. Позже расскажу, в чём дело.
— Да, мой бывший молодой человек, ещё в России, всё время слушал рэп! — продолжала Лена. — Я хотела разделить с ним этот интерес и тоже стала слушать рэп. В какой-то момент я просто осознала, что не слушаю больше никакие жанры, кроме рэпа. Из абьюзивных отношений это переросло в созависимость. Это было так странно для меня. Я вообще никогда не любила рэп! А тут только рэп и рэп. Тогда я приняла волевое решение и разорвала эти...
— Подскажите, а чьи работы из ведущих мировых психологов вам ближе всего?
Опять Коля. Коля носит гигантские квадратные очки из-за практически отсутствующего зрения, лыс и хром на правую ногу, чем сильно выделяется из любой толпы. Несмотря на свой несуразный вид, жизнерадостный и весьма неглупый человек.
— О, я могу говорить об этом часами… — начала Лена.
— Нет, прошу прощения, — перебил её Коля. — Я у писателя хотел поинтересоваться.
На лице Лены застыла мировая скорбь и обида.
— Простите, вы о чём? — спросил Савчук.
— Вы сказали, что являетесь почти психологом. Я подумал, может быть есть какие-то работы или авторы, которыми вы вдохновляетесь? Например, Берн или Фромм?
Женщина лет тридцати пяти с чёрными прямыми волосами начала сдавленно смеяться.
— Вы знаете, — ответил Савчук, — я никогда не читал книги по психологии. И, как показывает моя практика, мне это особо никогда и не нужно было. Мои пациенты — так я называю своих друзей — шли на поправку и без теоретической базы.
Женщина продолжала пытаться сдерживать смех. Её тело нервным дерганьем напоминало стиральную машинку на режиме отжима, смех прорывался сквозь сжатые полные губы, а потому она закрыла рот рукой, чтобы продолжать держать оборону.
— Андрюха, ты красавец на самом деле! — это заговорил седой высокий мужик, который откуда-то знал Савчука. — Я на самом деле сразу вычислил, что ты воробей стреляный. С тобой попиздишь… Ой, простите! Не при дамах, — он поклонился смеющейся женщине будто бомж выпрашивающий мелочь. — С тобой покалякаешь, и как заново родился. Ты знаешь, твои навыки в моё время пригодились бы многим. У нас в Одессе с этим всё проще было. У нас и поколение другое было. Я, кстати, инвестициями занимаюсь. А здесь моя основная работа — это риелторство. Если кому-то нужно выгодно вложиться в покупку жилья, то обращайтесь ко мне. Сейчас в Батуми настоящий бум продаж.
— Как интересно! — заговорила Лена. — Андрей, ты на свою презентацию собрал таких интересных личностей. Но всё-таки хочется дослушать, о чём твои произведения.
Тут женщина с чёрными волосами больше не могла сопротивляться и гоготала на всю аудиторию.
— Простите! Прости… а-ха-ха-ха-ха! Ой, не могу а-ха-ха-ха! Простите! Просто… Просто! А-ха-ха-ха! Там молодой человек, ха-ха! Там молодой человек… как вы сказали, Фромм?
— Фромм, — подтвердил Коля.
— Ха-ха-ха! Ой! Ну чего? Смешно же! Ну это как: «Ай эм фром Раша»! Ха-ха-ха!
— Андрюха, молодец! Отличная презентация получается. А это у тебя что там? Вино? — вновь вступил риелтор из Одессы.
Савчук повернулся, за его спиной стояли три бутылки вина, а на пластиковых тарелках располагались мандарины и шоколадные конфеты.
— Да, я планировал небольшой фуршет после презентации.
— А ты не закончил ещё? — не унимался он. — Просто я подумал, что можно сейчас разлить всем по стакашке. Наташа! — это он обратился к черноволосой женщине, которая продолжала смеяться так, что её тушь принялась размазываться по глазам из-за слёз. — Наташа, похозяйничай там! Налей вина. И мандарины прогоните кто-нибудь. Андрей, ты продолжай.
Савчук несколько секунд мешкался и перелистывал бумажки со своей заготовленной презентацией.
— Так вот! Моё творчество… Теперь я русский писатель в эмиграции. Ну, не совсем русский, конечно. Дело в том, что Краснодар находится близ границы с Украиной, а потому у нас у многих людей есть кровные узы с украинцами. А по отцу мои корни идут с Беларуси.
— У меня бабушка тоже белоруска! — заговорила Лена, однако на этот раз Савчук твёрдо решил не отвлекаться.
— Теперь я не знаю, когда вернусь на свою родину, — он на долю секунды замолчал и заговорщическим взглядом стрельнул в сторону Лены, — и это, естественно, находит отражение в моём творчестве. Я работаю над новыми произведениями. Это будет что-то вроде эмигрантского сборника рассказов.
Савчук говорил, а вокруг него бегала черноволосая женщина и риелтор, которые разливали вино по пластиковым стаканчикам и передавали в «зрительный зал» одноразовые тарелки с мандаринами и конфетами.
— Конечно, и эти истории будут связаны с психологией…
— Наташа, передай штопор… Да вон он! Нету? Посмотри в пакете на дверной ручке. Молодец, Андрюха!
Зашуршал пакет с красно-зелёной эмблемой Spar.
— И уже сейчас я нахожу новые идеи для своих книг. Конечно, не всегда удаётся писать, так как я нахожусь в поисках работы. Вот уж точно не могу согласиться, что художник должен быть голодным.
Дверь в аудиторию отворилась, появилась смуглая женщина с мелированными волосами.
— Гамарджоба! — выкрикнула она. — Ой, Андрей, у тебя ещё презентация? Прости! Гамарджоба, — повторила она шёпотом, но затем вновь вывернула звук на полную. — А я вам тут ещё зрителей из Тбилиси привезла! Проходите.
В дверном проёме появились восточного вида женщина и мужчина лет шестидесяти.
— Гамарджоба! Гамарджоба! — они стали приветствовать всех присутствующих.
— О, а у вас тут уже вино разливают? — продолжила вошедшая женщина.
— А я не знаю, вы к нам ради вина из Тбилиси бежали? Ах-ха-ха-ха! — это риелтор. — Андрей, ты как? Закончил уже?
— Ну, я почти…
— Отлично! Наташа, передай вино дорогим гостям. Ох, Андрюха, давай за тебя выпьем! Великолепная презентация! Чё, ты же там автограф черканёшь на книжечке для меня?
— Конечно…
— Отлично! Давайте знакомиться? Какие вы все красивые сегодня пришли. Начнём по порядку как в армии? У меня сын сейчас в ВСУ служит, кстати. Дай Бог, война скоро закончиться. Так что? Вот вы, молодой человек, как вас зовут?
Он обратился к немного странноватому парню лет сорока в потёртой клетчатой рубашке, которая сотню стирок назад явно обладала более ярким красным цветом, чем сейчас. Рубашка была заправлена в джинсы с поясом с пряжкой-черепом. Сам человек был очень худой, а его морщинистая физиономия представляла собой нечто среднее между мордой змеи и лицом актёра Алексея Серебрякова.
— Меня зовут Лев, — ответил он.
— Лев? — переспросил риелтор.
— Ага, Лев. Лев Толстой.
— Понятно, а я тогда Фёдор! Фёдор Достоевский. Вот мы и встретились, а-ха-ха-ха-ха!
— Серьёзно? Так и зовут? Вот это совпадение, — лицо Льва засияло, будто у ребёнка при виде мороженого.
— Что? Нет. А вас? — удивлённо отреагировал риелтор.
— Я — Лев Толстой.
— Серьёзно? Прям Лев Толстой?
— Да, Лев Толстой. А вы не Фёдор Достоевский?
— Нет, я Николай. Риелтор.
— Ох как жаль, что вы не Фёдор Достоевский, — Лев Толстой так расстроился, что у меня его грусть чуть слезу не вышибла.
После Льва Толстого была моя очередь представлять себя. Я понял, что не смогу выдержать здесь и секунды больше, а потому решил превентивно начать уходить. Я встал со стула и поспешил к Савчуку, чтобы похвалить его за презентацию, но риелтор заметил мою попытку бегства.
— Молодой человек, а вы куда так спешите? Вы хоть представьтесь нам! Может быть, вы Михаил? Михаил Лермонтов, а-ха-ха-ха-ха!
И тут я понял, что совершенно не придумал повода для бегства, но на помощь мне пришла Лена.
— Сегодня же в соседнем зале выставка картин. Мы думали ещё и её заодно посетить.
— А это мой друг! — стал представлять меня Савчук. — Лёша Беглый.
— Ну, то, что он беглый, мы видим, ха-ха-ха-ха, — подхватил риелтор.
Женщина с чёрными волосами вновь залилась смехом.
— А кто тут не беглый, да? — добавил риелтор.
— Да, сегодня у нас прям говорящие фамилии, — продолжал Савчук. — Нет, мы с Лёшей старые друзья. Он тоже из Краснодара, но предал нашу Кубань ради Невы и отправился в Северную столицу. А встретились мы при бегстве от мобилизации. Он сначала до Краснодара добрался, а затем мы вместе Верхний Ларс штурмовали.
— Ужас, — раздался голос из зала.
— Да, то ещё времечко было. Как объявили мобилизацию, я сразу написал своему старому питерскому другу. Условились встретиться в Краснодаре, а оттуда на машине двигать к Верхнему Ларсу, так как билеты на самолёт уже можно было купить лишь продав эту самую машину. Иронично, что машину-то мы в итоге и бросили на границе. Да, сутки простояли и почти не продвинулись к КПП. В итоге всучили взятку в тридцать тысяч рублей, чтобы просто перейти ближе к началу очереди. Так нас ещё и кинуть пытались! Взяли деньги и говорят: «Ну всё, езжайте».
— Ой, а можно мне ещё мандаринку? — раздался чей-то женский крик.
— Гамарджоба, товарищи грузины! — это в аудиторию вошёл какой-то старикан в эпатажном бежевом пиджаке, с фиолетовым шарфом и в такого же цвета шляпе. Сегодня он, видимо, особенно заморочился над гардеробом, чтобы всем было понятно, что на мероприятии присутствует творческая личность.
— О! Дмитрий Валентинович, и вы тут? — закричал риелтор. Риелтора на презентации вообще было как-то очень много.
— Конечно, сегодня же моя картина участвует в выставке! Ой, простите, я прервал писателя? Не обращайте на меня внимания, продолжайте!
— Лёша может и стушевался, но меня так просто не проведёшь, — невозмутимо продолжил Савчук. — Я говорю: «Сопровождай нас до КПП». А он давай меня на понт брать. Говорит: «Слышь, я тебя щас ваще разверну». Потом дуэль взглядов, которую он с треском проиграл. Нас передвинули в старт очереди.
— А это что у вас тут? Вино разливают? — снова заговорил художник в шляпе. — А можно и мне стаканчик? Ой, простите бога ради, продолжайте презентацию.
— Была глубокая ночь. Мы поняли, что даже с таким раскладом пересечём границу не раньше, чем через сутки. А тут к Ларсу ещё и пригнали БТР. Тут-то мы и поняли, что дело пахнет жареным. Он то ли собирался открыть огонь, то ли, подумали мы, сейчас беглецам будут раздавать повестки. А мы тут два писателя, у одного из которых украинская фамилия, а у другого и вовсе — Беглый. В итоге приняли решение бросить машину, купить на всю зарплату два детских велика и дуть в сторону кордона. Пересекли границу мы примерно в полночь. Хмурый чекист посмотрел на нас и сказал: «И не вздумайте возвращаться, предатели». И вот над нами полная луна, кавказские горы и холодная сентябрьская ночь. Мы спешились… Ну, слезли с детских великов и пошли. Совершенно одни…
— А вино хорошее! Там ещё конфетки остались? — громко зашипел Дмитрий Валентинович. Затем он достал телефон и принял снимать всё, что происходит на презентации. В какой-то момент он воспарил над этим миром дроном из расследований Алексея Навального и принялся «летать» по аудитории, снимая лица зрителей, отыгрывающих невозмутимость. Затем он выбежал в коридор и принялся снимать соседнюю выставку, подчеркнув богемность нашего вечера. Но потом вернулся и принялся «летать» вокруг Савчука, который продолжал свой рассказ ветерана Верхнего Ларса.
— И вот бредём мы мимо леса, мимо гор…
— Показал мужик топор! Ха-ха-ха! — опять риелтор.
— … а нам навстречу два осетина с «калашами»! Говорят: «А вы чего тут забыли? От мобилизации бежите?» А мы посмотрели на них и так жалобно: «Нет, к другу на свадьбу едем». Уж не знаю, что бы с нами было. Они фонарями светят в глаза, у ног две овчарки скалят зубы. Думаю: «Расстреляют же на месте, и прощай писатель Андрей Савчук!» Ну, и Лёша Беглый тоже прощай. А как же хотелось высказать им всё, что накопилось на душе! Что в гробу я видал эту войну! Что не собираюсь сдохнуть за бредовые идеи сумасшедшего диктатора! Что не собираюсь жить в этой тюрьме народов на одной шестой части суши! Но молчком! Не дай бог, спровоцировать их. А что нас в итоге спасло?
— Что, Андрей? — Это Лена.
— Какая-то группка побольше шла мимо. Тут-то они на них и переключились. Видать подумали, что с этих содрать деньжат больше можно. Кричат: «Стой! Стрелять будем» и бегом за ними. Я-то быстро из оцепенения вышел! Схватил своего приятеля и мигом к грузинской границе. И мысли столь тяжёлые! Прощай, Родина! Прощай, моя страна! Теперь мы беглецы, словно «белая эмиграция»!
— А тираж своей книги вы ещё в России издали? — спросила черноволосая Наташа. — В итоге вы прямо с книгами из страны бежали?
— Да нет, когда мобилизация закончилась, я в Краснодар к родным в отпуск поехал, а заодно и книги забрал.
— Андрей, теперь ты действительно русский писатель, — заявил Дмитрий Валентинович. — Ведь логическое развитие русского писателя — это либо юная смерть, либо ссылка, либо эмиграция, либо подобострастие к власти. А ты решил совместить ссылку на Кавказ и эмиграцию. Скажи, что тебе тяжелее всего даётся здесь? Идёт неправедная война, гибнут люди, ты лишился своей привычной жизни.
— Действительно, в эмиграции жизнь довольно тяжела! Вы знаете, я много читал ещё в юности эмигрантскую литературу, но никогда не думал, что самого меня ждёт участь Ремарка, Бунина, Томаса Манна. Теперь мне предстояло почувствовать на себе все беды и лишения жизни в чужой стране, без родины и дома, в бесконечном беге, как завещал Булгаков! Я уже смирился с тем, что здесь нет «Яндекс.Лавки» и вообще приличного маркетплейса, да и к плохому грузинскому сервису в кафе, что греха таить, привык. Ещё сосисок тут нормальных днём с огнём не сыщешь! Я, когда возвращался в Россию, то будто заново стал дышать воздухом!
— Конечно, всё-таки родные места, — сказал кто-то из зала.
— Да, всё привычное. А эти кассы самообслуживания в «Пятёрочке»! Как же я по ним скучал. И роллы! Наконец-то я поел нормальной японской еды. В Грузии делают просто отвратительные роллы!
— Представляю, как ты всё это проживаешь через себя, ты же писатель! — вступила Лена. — Например, я просто жить не могу без Вайлдберриз. Ей-богу, это какая-то пытка!
— Пытка — это отсутствие «Вкусвилла», — сказала Наташа, на ее лице при обсуждении этой темы пропали и намёки на смех.
— Я прочитала произведения Андрея, — продолжала Лена, — и это нечто по-настоящему прекрасное! Я же культуролог по образованию и просто обожаю литературу! Я читаю по две книги в неделю. И Андрей пишет на уровне всех современных мастеров. Например, недавно я прочла произведение «Прекрасный подонок» Кристины Лорен! Это настоящий взрыв в литературе…
Когда начались вопросы, я всё-таки улизнул с этого представления. Вообще я рассчитывал бежать домой. От отеля Connect, где и проходило мероприятие, до нашего дома было не более пятнадцати минут пешком. Однако на улице началась настоящая буря. Дождь нещадно хлестал по морю, промозглые пальмы стойко сопротивлялись налетевшему ветру. В коридоре меня окликнула Лена. Она наругалась на меня, что я сбегаю и не могу поддержать друга в день презентации. Что я просто завидую, что его книги издают, а мои не замечают.
— Лена, сейчас не восемнадцатый век. Да и тогда, знаешь ли… Он просто заплатил денег и его издали. Я тоже накоплю денег, и меня издадут.
— Тебе обязательно ревновать меня к нему даже в такой день?
— Что? Я не ревную. Мы вообще не об этом!
— Я не хочу с тобой разговаривать. Я собираюсь поддержать Андрея, а потом пойти на выставку картин. Советую и тебе туда прийти, иначе сегодня секса у нас не будет.
Я ощутил себя в американском ситкоме девяностых.
— Я всё-таки не просто так получала диплом культуролога, чтобы пропускать такие выставки.
— Это диплом месячных курсов, Лена!
— А тебе лишь бы всем завидовать. Всё, не хочу с тобой разговаривать!
Она ушла, а я, все более наполняемый злобой, направился на балкон, захватив со стола в холле один из стаканчиков с киндзмараули, предназначенный для гостей выставки. Вероятно, когда в Батуми хорошая погода, отсюда открывается восхитительный вид. Сейчас даже порт было едва видно из-за густого тумана и дождя. Холодный ветер пронизывал каждую клеточку тела. Я закурил и попытался успокоиться. Мимо пронеслась машина, откуда играл «гимн Аджарии», а именно Without Me от Эминема. В Батуми, похоже, не принято слушать ничего другого. Ощущение, будто я отправился не за границу, а на двадцать лет в прошлое. Забавно, что молодой и дерзкий Эминем говорит: «тебе будет пусто без меня». Будто намекает на то, как мы все бежали из России.
Я живу в Грузии уже полгода, с конца сентября 2022-го (как и все мы тут). Из шести месяцев три в нашем курортном городе льёт дождь, по улицам гуляет промозглый ветер, а солнце выглядывает из-за серых туч только по большим праздникам. Но друзья из Питера всё равно завидуют мне и говорят, как мне повезло выбраться в курортный город на Чёрное море из вечно серого и промозглого Петербурга.
Многие так и считают, что я бросил все свои дела и привычную жизнь, чтобы «погреться на солнышке, попить вина и поесть дешёвых фруктов и хинкалий в солнечной Грузии». Я просто не хочу сдохнуть где-нибудь в окопе под Бахмутом или Авдеевкой. Но этого я не говорю. Ещё покрутят пальцем у виска.
Сначала мы с Савчуком обосновались в Тбилиси, где в течение двух месяцев едва сводили концы с концами. Затем мы узнали о существовании Батуми, где цены на квартиры хоть и сжирают большую часть дохода, но хотя бы не такими темпами. На пути в столицу Аджарии мы ещё на месяц задержались в Кобулети, где вдвоём снимали однушку и пили. Пили много и часто. Я вообще мало что могу рассказать о Кобулети, так как дальше ближайшего продуктового магазина мы доходили редко. Наш день начинался и заканчивался бутылкой полусладкого. Савчук ныл, что спустил все свои деньги на издание «Грязных историй уличного психолога», которые вышли за день до начала войны. Теперь из-за срочного переезда у него совершенно нет денег на рекламу, и почти весь тираж пылится на складе, за который ему ещё и приходится платить.
В начале 2023 года мы собрались с силами и отправились в Батуми. Тут мы нашли неплохую квартирку почти в центре города за 600 долларов. Скидываться вместе по три сотни было выгодней, чем снимать две отдельные квартиры. Да и за 300 баксов можно было найти лишь задрипанные комнатушки, напоминающие наркопритоны.
А потом появилась Лена.
Это случилось в начале января, когда Савчук отправился в Россию, чтобы уладить личные дела и вывезти часть тиража его «грязных историй». Я познакомился с ней на литературном вечере в баре с настольными играми. Я будто попал в либеральный ад Владимира Соловьёва и Z-патриотов. Стены бара украшали украинские и белорусские БЧБ-флаги, присутствовали надписи «FuckRussia» и даже символы «Правого сектора». Контингент состоял из «либералов обыкновенных» с раскрашенными в разные цвета волосами и пирсингами. Кстати, там же присутствовал и Лев Толстой, но тогда я ещё не знал его имени. Я сам был либералом, и всё моё окружение тоже. Но до этого момента считал, что либералы с такой внешностью существуют только в мемах Z-каналов. На входе висела табличка, гласившая о том, что входящий в это заведение признаёт Россию агрессором и выступает против оккупации Украины и Грузии. Вот так сходил поиграть в настолки и стал уголовником в России.
На встрече мы обсуждали творчество малоизвестных грузинских писателей и вероломное нападение Путина на Украину в 2022 году и на Грузию в 2008-м. Один из посетителей попытался возразить и заявил, что Грузия сама начала войну 2008 года, за что очень быстро поплатился. Слово за слово и в ход пошли фразы:
— Пшёл вон отсюда, рашист ебаный!
— Какой в жопу рашист?! Нельзя ставить знак равно между этими войнами! Грузия же первая открыла огонь!
— А ты кроме российского ТВ что-нибудь смотришь? Если бы армия Грузии не начала операцию, Путин бы напал первым!
— Да, я то же самое слышал и про Украину, только там Зеленский бы первым напал!
— Возвращайся в свою орочью страну, ватник ёбаный!
— Что? Я вообще из Украины приехал!
На этом спор закончился, и литературный вечер продолжился.
Когда мероприятие плавно подходило к концу, я направился к бару, где заказал себе джин с тоником у бармена с дредами и мефистофельской бородкой. Наверное, впервые с момента пересечения границы я пил какой-либо другой алкоголь кроме вина. Я привычно стал накидываться. Я думал как в кино завести разговор с барменом о своём одиночестве, но он принялся обслуживать какого-то крупного парня с бородкой, в очках и с укулеле в руках. Тогда я достал свой смартфон и принялся скролить ленту новостей:
«Четыре беспилотника были уничтожены над Брянской областью и ещё один — над Севастополем. Пострадавших и разрушений нет».
«В результате обстрела Шебекино погибли 19 человек».
«Ожидаемый курс доллара к концу 2023 года ожидается не ниже 93 рублей».
«В России выросли продажи противозачаточных до 20,7 млрд. рублей. Это рекордный показатель за последние шесть лет».
Господи, я будто оказался в фантастическом фильме 90-х про страшное будущее. Я пролистнул дальше, на аккаунт провластных новостей, от которого не отписываюсь чтобы держать руку на пульсе, и вновь оказался в параллельной реальности, где нет никакой войны, смертей и горя.
«Промышленность России вызывает завистливые стоны на Западе».
«Путин сделал Россию страной с сильнейшей флотилией в мире».
«Прогрев машины и снег на номерах: за что штрафуют водителей зимой?»
После я посмотрел опубликованные недавно фотографии своих друзей из Краснодара и Петербурга. Жизнь шла своим чередом, будто они и не живут при диктатуре и войне. Вновь появилась противная мысль: а зачем я вообще уехал? Не так я представлял себе диктатуру, когда читал о ней в подростковом возрасте.
Затем я заказал ещё один коктейль, и пошатываясь отправился на улицу, чтобы покурить. Было уже совсем темно, около входа под дождём навзрыд рыдала девушка. Она сидела на корточках, её волосы, стриженые под каре, были выкрашены в серый цвет, а кончики были фиолетовыми. Она закрывала лицо рукавами своего большого растянутого свитера. Я попытался не обращать на неё внимания и спокойно покурить. К сожалению, на улице были только мы вдвоём, а её плач как будто только усилился с моим появлением.
В итоге я не выдержал и подошёл.
— Эй! Ты чего? Кто тебя обидел?
Она подняла голову, и я впервые увидел её лицо. Ей было около 25 лет, в носу красовалась чёрная серёжка, а под голубыми заплаканными глазами до выразительных скул стекали ручейки чёрной туши — то ли от слёз, то ли от дождя.
— Этот подонок! — заговорила она. — Этот грязный подонок! Он домогался до меня.
Я был уже достаточно пьян и достаточно долго скучал без женского общества, чтобы немного поиграть в рыцаря.
— Кто? Кто домогался?
— Бармен! Он же владелец! Я организовала сегодняшний вечер! А взамен… взамен… — и снова рыдание.
— Что он сделал? — по-голливудски спросил я.
— Он домогался до меня! Он сказал, чтобы я занялась с ним сексом за то, что мы бесплатно собрались сегодня!
Что ж, я решил, что это дело чести, и нужно идти драться с этим хамлом. Драться я совершенно не умел и очень надеялся, что бармен тоже. Я точно Реджи Крэй из фильма «Легенда» сказал что-то типа:
— Жди здесь!
Выкинул промокшую сигарету и пошёл к барной стойке.
— Ты зачем домогался до девушки?! — заявил я бармену.
— Какой девушки? — удивился он.
— Она рыдает у входа! Такая, с серо-фиолетовыми волосами!
— Лена? Чувак, не представляю, что на неё нашло.
— Что на неё нашло? Ты совсем охренел?!
— Мужик, расслабься! Я просто сделал ей комплимент. Она спросила, сколько она должна за организацию вечера, а я ответил: «Для такой красивой улыбки — бесплатно». Я не думал, что это её так заденет.
Тут сзади меня появилась Лена.
— Грязный ублюдок! Ноги моей не будет в твоём сраном баре! Я о тебе всё расскажу в Твиттере! Пошли, — это она мне, — не стоит на такого ублюдка руки марать!
Отличный выдался повод, чтобы свалить героем. Я очень рассчитывал уйти домой с целой физиономией.
Лена схватила меня за руку своей ледяной ладонью и потащила к выходу. На полпути я вспомнил, что не заплатил и не допил свой новый стакан джина.
— Подожди меня у входа, — сказал я Лене и направился обратно к бару.
Я взял свой стакан со стойки и почти залпом вылил в себя ещё джина, по мозгу прошли судороги. Потом сказал бармену, с которым у нас так и не состоялась старая добрая «стрелка», что могу оплатить только по карте.
— А налички нет? — невозмутимо спросил он.
— Не, всё на карту закинул.
— Ну ладно. Что у тебя, TBC?
— Нет, «Кредо».
— Ладно, прикладывай, — он вбил сумму в терминал и протянул его мне. Я приложил карточку, но оплата не хотела проходить.
— Здесь интернет дерьмовый, — сказал он. — Иногда нужно минутку подождать.
Мы стояли и неловко прятали друг о друга взгляды. Наконец-то оплата прошла, и я пошёл к выходу.
Я вышел на улицу, где меня ждала Лена. Меня пошатывало, я чувствовал, что еле на ногах стою от коктейлей. Я достал сигарету и закурил.
— Не хочешь прогуляться до площади Европы? — спросила она.
— А может пойдём ко мне? — спросил я Лену. В жизни не говорил такое девушке, тем более которую знаю несколько минут. Вот что алкоголь и эмиграция делает с людьми.
— Пойдём, — неожиданно ответила она. — А где ты живёшь?
— Здесь недалеко. На Церетели.
— Пошли. Но не думай, что между нами что-то есть! Мне мужчины в жизни не нужны, уж поверь. Я сама о себе могу позаботиться.
— Без проблем, меня это устраивает.
Пока мы брели по тёмному городу, Лена рассказала мне, что мечтает стать психологом, а по образованию является культурологом.
— Вообще-то я училась на гостиничный бизнес, однако не пошла работать по специальности. Сейчас я работаю в SMM и организовываю такие вечера как сегодня. Ещё я журналистка и немного писательница. Люблю писать стихи, надеюсь однажды попробовать создать поэму. Но это я так, несерьёзно. Когда приехала в Батуми, даже пыталась работать поваром, представляешь? Так интересно было, это мне подруга помогла в одно кафе устроиться, но местный босс стал ко мне приставать, и я ушла. Ещё я фотограф и сейчас хочу научиться рисовать. Тут в Батуми иногда проводят выставки местных художников. Может быть, однажды я что-нибудь нарисую и тоже буду выставляться…
В ту ночь мы переспали. Но я мало что помню, ибо был конкретно пьян. У меня не было работы и знакомств в Батуми, а потому всё своё свободное время, а значит всё время вообще, я мог проводить с Леной.
Она тоже писала небольшие рассказы, в основном эротические и с примесью фэнтези. Вскоре я стал её неофициальным главным редактором. В основном я занимался корректурой ее текстов. С орфографией у неё были огромные проблемы, ну да и Горького в своё время исправляла жена. Однако у Лены иногда хромали и сами истории, но тут она была готова отстаивать своё творчество до последнего. Однажды она даже обиделась на меня и два дня не отвечала на сообщения, когда я назвал её диалоги неестественными.
Порой она даже раздражала меня, однако как только Лена выпадала из моей жизни, я тут же оказывался в полном одиночестве. В такие моменты я сутками не выходил на улицу и ликовал, когда она наконец-то отвечала и соглашалась прогуляться.
Недели через три после нашего знакомства Лена рассказала мне, что у неё нет денег, чтобы оплачивать свою квартиру и попросилась к нам в долю с Савчуком. Я согласился. Так было дешевле для меня, ведь у нас самих с Савчуком денег было очень мало. Кроме того, я натурально сходил с ума в своей одинокой квартире.
Наверное, я сильно ошибся, ведь Лена начала раздражать меня в первый же день совместной жизни. А потом вернулся Савчук…
Да, Савчук…
* * *
Савчук нашёл меня на балконе отеля. Дождь потихоньку заканчивался, а из-за серых облаков просачивались лучи вечернего солнца. Они одарили золотом неспокойное Чёрное море и, точно сошедшие с полотен Айвазовского, доказывали, что рай на небесах действительно существует.
— Лёха, а ты куда пропал? Моя презентация закончилась уже.
— Поздравляю тебя! Я что-то плохо себя почувствовал, уж очень душно там было.
— Ничего страшного.
Несколько секунд мы стояли в тишине и смотрели на лучи кавказского солнца.
— Слушай, а ведь это то, о чём мы всегда мечтали, — нарушил он тишину.
— Ты о чём?
— О презентации! Наконец-то наше творчество продвигается!
— Твоё творчество, Андрей. Я свои книги пока не презентовал.
— Не волнуйся, брат! Однажды и твою книгу издадут. Тебе нужно просто больше работать и лучше оттачивать своё мастерство. Уверен, что найдётся издание, которое обратит на тебя внимание. На меня же обратили.
— Да уж… Или можно просто заплатить деньги и самому издаться. Слышал, так делают иногда.
— Главное, продолжай верить в себя, — он по-отечески похлопал меня по плечу. — Ладно, я пойду на выставку картин. Ты, кстати, Лену не видел?
— Нет, не видел, — зачем-то соврал я.
Савчук ушёл, я допил своё вино, ещё раз взглянул на лучи солнца над морем и решил следовать на выставку.
В зале, где выставляли картины, было много народу, а само мероприятие напоминало сбор богемы из каких-нибудь фильмов прошлого века. Российские, украинские, белорусские и грузинские художники выставляли свои работы и по очереди о них рассказывали. Я углядел стол, на котором были сырные и колбасные нарезки, мандарины и виноград. Но главное — там было бесплатное вино. Я поспешил к столу, около которого уже трапезничали две гостьи мероприятия.
Наверное, их можно было принять за лесбиянок. Одна была расфуфырена, будто пришла на вручение Оскара: чёрное вечернее платье, бриллиантовые серёжки и колье, её тёмно-русые волосы явно лишь незадолго до вечера были вызволены из плена бигудей. Она широко улыбалась своей подруге, которая скорее напоминала мужика в женском платье, искусственными губами. Та была выше её почти на голову, её светлые волосы были подстрижены под ёжик, а само тело напоминало Хагрида из фильмов про Гарри Поттера.
Я подошёл к столу и налил себе еще вина. Уж постарались организаторы. Я эту бутылку знаю как облупленную, ибо чаще всего покупаю именно такое в магазине у дома. Оно стоит чуть больше пяти лари, и дешевле там найти нельзя ничего.
— Когда мы уже съебёмся отсюда нахуй? Я, блять, заебалась смотреть на эти сложные щи вокруг, — сказала девушка, похожая на парня.
— Потерпи, Фиона. Когда ещё нам удастся посетить такие выставки?
Фиона? Её зовут Фиона? Есть же у вселенной чувство юмора.
— А я, нахуй, и без этих выставок нормально жила. Ну хоть пожрать можно нормально, — тут её взгляд скользнул по столу и в завершение упёрся в меня. Я демонстративно поднял свой пластиковый стаканчик с дешманским вином, будто только что произнёс тост в её честь. Он ответила мне тем же.
— Так, дорогие гости, а здесь у нас работа нашей талантливой грузинки Ноны Ниношвили, — заговорила организаторша выставки.
Стайка посетителей переместилась к столу, где стоял и я. В итоге толпа окружила меня, и стало как-то неудобно хомячить сыр с колбасой, когда вокруг столько ценителей искусства. Среди людей я усмотрел Лену с Андреем, которые стояли почти прижавшись друг к другу. Там же рядом был и Лев Толстой.
— Нона, а ты где? Пропустите художницу!
Из толпы вынырнула молодая и миниатюрная грузинка с пышными кудрявыми волосами. Она на очень хорошем русском принялась рассказывать о своей работе. Возможно, она сильно стеснялась и говорила так тихо, что мне удавалось разобрать её речь только потому, что я стоял в самом первом ряду.
Картина её была странной и даже немного жуткой. В тёмных тонах туманной дымки какого-то города было изображено три силуэта. Они скорее были некими тенями, неизвестно кому принадлежащими. Справа был высокий и очень тучный силуэт. Посредине, наоборот, силуэт был низкий и субтильный. А слева — силуэт был самый маленький, но тоже тучный, будто фрикаделька. При этом казалась, что тот худой посредине то ли взят в плен двумя остальными тенями, то ли не может идти, и его тащат по улице. Я не особо силён в изобразительном искусстве, а потому сам себе не мог объяснить, что именно меня пугает в этой работе. Оставалось только внимательней прислушиваться к художнице.
— Этот сюжет пришёл ко мне во сне. Я проснулась в свой выходной день в четыре утра и долгое время не могла заснуть. Так я промучилась полтора часа, и тут вспомнила свой ночной кошмар, и эта идея сама появилась в моей голове. Пока мой муж и батумское солнце мирно спали, я поднялась с постели и тут же стала писать по смутным воспоминаниям ночи. Работа представляет собой некую абстракцию, которую каждый может интерпретировать по-своему. А потому я даже не очень хочу описывать детали, так как это нарушит восприятие картины.
— Нет, вы всё-таки расскажите, что хотели здесь изобразить, — в приказном тоне сказала какая-то бабулька в толпе.
— Это будет неправильно, ведь концепция работы в том, чтобы каждый увидел своё, — защищалась грузинка.
— А я ничего не вижу. Расскажите, пожалуйста, — не отступала бабулька.
— Чё там происходит? Я ваще нихуя не слышу, — где-то в толпе раздался голос Фионы.
— Мне кажется, что это призраки, которые похитили душу какого-то человека, — сказал Савчук.
— Да какая разница, что вы видите? — не унималась бабка. — Пусть художница расскажет, что она нарисовала.
— Я не хочу рассказывать, что я нарисовала. Смысл в том…
— Блять, я вином облилась, — крикнула Фиона, и в толпе раздались смешки. — Хули смешного, блять?
— Давайте мы перейдём к следующей работе, — сказала ведущая этой выставки.
— Нет, что это за издевательство такое? — не сдавалась бабка. — Девушка нарисовала и не может объяснить, что она нарисовала.
Я заметил, как Савчук с Леной отдалились от остальной группы и принялись что-то очень эмоционально обсуждать, но из-за общего гула было невозможно что-либо разобрать. Я тоже решил воспользоваться всеобщим скандалом и вернуться-таки к столу с закусками, ибо ничего не ел с самого утра.
— Алексей, правильно? — вдруг окликнул меня с балкона Дмитрий Валентинович, тот художник в шляпе и эпатажном наряде. — Подходите к нам, погодка просто чудо.
Я налил себе вина, захватил сыр с колбасой, сделав себе подобие бутерброда без хлеба, и направился к нему на огромный и вытянутый балкон отеля. На улице действительно было волшебно. Солнце спряталось за горизонт Чёрного моря, и Батуми погрузился в тёмно-синие сумерки, будто гигантский осьминог, бежавший вслед за солнцем, облил наше нынешнее пристанище своими чернилами.
На балконе на жестяном стуле сидел Дмитрий Валентинович. Рядом стояла женщина.
— Вы друг писателя Андрея Савчука? — спросил он. — Это Жанна, моя супруга, — женщина учтиво кивнула мне головой, однако тут же забыла о моём существовании и переключилась на разговор с другими людьми на балконе.
— Да, друг Савчука.
— А чем вы занимаетесь?
— Проедаю и пропиваю скопленные на покупку квартиры деньги.
— Я слышал, что вы тоже писатель.
— Типа того.
— О чём пишете?
— Если честно, то ни о чём. Как-то сейчас мысли не в том месте находятся.
— Многим сейчас не до творчества в такие-то времена. Мы тут с вами подполье, белая эмиграция.
— Подполье? Почему?
— Как почему? Боремся с путинским режимом, разве нет?
— Я пока больше борюсь с грузинскими запасами вина. Мы скорее бежавшее с поля битвы войско, которое машет кулаками после драки.
— Вы так думаете?
— А разве нет? Я вообще не понимаю, что мы тут делаем.
— Наверное, просто живём. Сколько в мире было нытья о скучности жизни и нехватке приключений. Вот мы и напросились.
— А вот это точно на нас похоже.
Несколько секунд мы молчали. Я смотрел на чернила батумского вечера, где-то вдалеке громко ссорились два грузина, приправляя свой язык столь близким сердцу русским матом. Под балконом бегали цыганские дети, доставая прохожих и пытаясь незаметно что-нибудь вытащить у них из карманов. Несколько промокших собак спали на сыром асфальте, не обращая внимания на прохожих.
— Дмитрий Валентинович… — решил было я возобновить разговор, но он меня прервал.
— Господи, Боже мой! Какой ещё Дмитрий Валентинович? Вы же не на экзамен пришли. Можно просто Дима. Или Димон, как вам удобней, ха-ха!
— Хорошо, Димон, а зачем вы в Грузию приехали?
— Что значит зачем? Война, диктатура и прочее, прочее.
— Просто почти все сбежали именно после мобилизации. А вам, я так понимаю, она не грозит.
— Да, вы вон Николаю тот же вопрос задайте.
Недалеко от нас стоял Коля, поглаживая свою лысину. Он услышал своё имя, улыбнулся нам глазами за толстенной стеной очков и медленно похромал в нашу сторону.
— Меня обсуждаете, господа? — улыбнулся он.
— Николай, вы уж простите, но вы явно не тянете на солдата для христова войска в войне против геев и нацистов. Скажите, зачем вы уехали в Грузию?
— Вы лучше спросите меня, почему остальные жители Белгорода всё ещё остаются на местах. А когда я уезжал спустя двое суток с начала войны, люди меня дурачком считали. Хотя, я так понимаю, и сейчас считают, даже когда ответные ракеты к ним в дома стали прилетать.
— Понимаю вас, — ответил Дмитрий Валентинович. — А я вот хоть и скучаю по своей любимой Москве, но больно жить в стране, которая бомбит мою историческую родину. Я же практически стопроцентный украинец. Все мои родственники оттуда. Хотя, вру! Дедушкина линия у меня из Беларуси.
— У меня ситуация ещё интересней, так как моя страна бомбит мою историческую родину, а историческая родина в ответ бомбит мою страну, — ответил Коля. — Недавно увидел, что ракета попала в администрацию моего посёлка в Белгородской области и как-то даже грустно стало.
— За администрацию? — удивился я.
— Да нет… — стал театрально отмахиваться Коля и, не убирая далеко своей руки, погладил лысину. — Хотя, да… Ну, просто детство вспомнил. К нам как-то в школу позвали главу администрации. Вы знаете, я другой жизни тогда не знал, но что-то подсказывало мне, что с миром явно что-то не так.
— Вы о чём? — удивился Дмитрий Валентинович.
— Нас тогда собрали в актовом зале, — начал рассказывать Коля. — Нас — это что-то типа одарённых детей школы. Всего нас было человек десять. Накрыли большой стол с разной едой. Уж не знаю, где они её достали. В столовой нас кормили намного более скромными продуктами, ха-ха.
Коля почесал затылок и посмотрел нам в глаза, чтобы найти там заинтересованность в этой истории.
— Вы рассказывайте, нам спешить некуда, — успокоил его Дмитрий Валентинович.
— Ну вот, это должна была быть встреча главы администрации посёлка со школьниками в формате «вопрос-ответ», но был только ответ, — на этом Коля рассмеялся, мы учтиво улыбнулись в ответ. — Короче, он просто рассказывал о себе. Как он строил бизнес в девяностые и как добивался успеха, как был трактористом… Вообще лицо у него было, будто он подбухнутый был. А я его слушал, но только и думал, что о еде на столе. Никто не решался к ней даже притронуться, а когда я, поверивший в себя девятилетний нахал, потянулся за булочкой, директриса впилась в меня таким ненавистным взглядом, будто я только что главу администрации обматерил. Короче, есть было запрещено. Всё закончилось тем, что он рассказал нам, как умеет лечить людей прикосновением, и готов был продемонстрировать свои сверхспособности прямо в тот день. Подопытным выбрали, естественно, самого больного — меня. Он схватил меня одной рукой за шею, а второй водил по голове со словами: «встань и иди».
Я закурил.
— И как, Коля, вы пошли? — спросил Дмитрий Валентинович.
— В каком-то смысле, да, — ответил он и снова засмеялся, придерживая свои толстые очки. — На моё счастье, я и так умел ходить. Но с тех пор к хромоте прибавилось заикание и икота. А потом мы с ним фотографировались, и нам сказали выкупать фотографии за деньги. Семья у меня была небогатая, и мама отказалась. Со мной провели строгий разговор и с тех пор одарённым ребёнком я быть перестал.
Тут я не выдержал и засмеялся, давясь сигаретным дымом. Коля обрадовался, что его история произвела впечатление, и продолжил с ещё большим энтузиазмом.
— А спустя два года его арестовали за взятки. Но он сбежал из СИЗО в одних трусах и ворвался в здание администрации с криком: «Здесь всё моё!» И вот недавно «всё его» превратилось в руины. Вот, даже мне как-то грустно от этого…
— Лёша! — раздался голос Лены.
Я повернулся и увидел её заплаканное лицо, как в день, когда мы познакомились.
— Прошу меня простить, — театрально выпалил я и пошёл к своей избраннице. — Что случилось?
— Просто… он сказал… а я подумала, что не могу так. Ведь ты дорог мне, но он. Он разозлится, я обещала ничего не говорить… Как же я так вляпалась? Просто. Ты. Не злись на него, и на меня тоже… Я пойду, мы потом поговорим.
Она побежала прочь.
До возвращения Савчука из России мы с ней жили практически образцовой семьёй. Она принялась писать новые небольшие рассказы, в основном детективные истории с героями, что страдают психологическими проблемами.
— Я в каждой своей истории хочу затронуть психологию, — говорила она. — Я же психолог, я должна помогать людям. Ты уже прочитал рассказ, который я тебе скинула?
Я продолжал быть её редактором, и работы было достаточно.
— Пока ещё не успел.
— Прочитай обязательно. Я там затрагиваю тему синдрома спасателя. Ты знаешь, я и сама страдала от этого, так что прекрасно знаю, как о таком рассказывать. Лёша, ты собираешься на мою лекцию о софт скилах?
— Я забыл, когда она.
— В это воскресенье. Я просто загорелась этой темой. Помнишь, я ходила на курсы по первой помощи? Вот тогда-то я и задумалась о том, как мало внимания мы уделяем на развитие своих софт скилов. А ведь софт скилы просто необходимы в современном мире.
— А причём здесь первая помощь?
— Я же тебе объясняю о софт скилах. Ладно, я не собираюсь пересказывать тебе весь текст моей предстоящей лекции.
— Ты уверена, что правильно понимаешь понятие софт скилов?
— Лёша, ты совсем дурак?! — она закричала так, что у меня каждый внутренний орган перепрыгнул со своего места. — У меня есть диплом, все преподаватели на курсах в восторге от моих домашних заданий! На мои лекции люди записаться не могут, потому что места бронируют в первые же часы!
Хотелось мне ей в ответ закричать, что все места занимают её друзья. Свои «лекции» Лена проводила в отеле Connect, где позже Савчук и организует свою презентацию. Места там едва хватало для десяти человек, а потому сделать солд-аут было не так сложно.
— И если ты опять пропустишь мою лекцию, то лучше домой тебе не возвращаться! Ты помнишь, что через две недели я буду рассказывать о КПТ?
— О КПТ?
— Да, о КПТ!
— Что такое КПТ?
— Господи, тебе всё разжевывать надо? Зайди в интернет и посмотри. Мне некогда тебе… когнитивная… чё-то там помощь… Ты лучше бы уже занялся моим рассказом. Всё, мне нужно бежать, я опаздываю на работу.
Лена работала СММ на фрилансе. Чтобы вам не лезть лишний раз в интернет, это что-то про продвижение бренда. В последнее время её дела шли достаточно паршиво, потому что она набрала для себя ворох проектов, за которыми просто не успевала следить. В итоге заведения в Батуми стали постепенно отказываться от её услуг.
— Нам нужно сходить на завтрак, — заявила Лена в один из немногих солнечных дней нашего курортного городка.
— Какой ещё завтрак? — спросил я.
— Обычный завтрак, — парировала она. — Ты никогда не ходил на завтраки?
За время нашей недолгой совместной жизни я ни разу не видел походы на завтрак в её исполнении.
— Ребята, с которыми я ходила на лекции по психологии позвали меня на завтрак, — начала она разжёвывать мне практически по слогам, как ребёнку. — Я же не могу прийти туда одна.
На следующий день мы пошли на завтрак. Весь путь до ресторана я думал только о том, что на один завтрак я спущу денег как за обед и за ужин дома. За столиком собралось семь человек, включая меня и Лену. Кто-то заказал блинчики с икрой, а кто-то тирамису с дубайским шоколадом. Лена заказала яичницу с беконом и брокколи, я же ограничился кофе. Есть хотелось смертельно, но я помнил, что дома меня ждёт хлеб и сыр, надо просто потерпеть.
Практически весь завтрак я молчал. Сначала я ещё находил в себе силы делать вид, будто включён в разговор, но минут через десять абсолютно потерял нить беседы. Проснулся я в середине пронзительного монолога девушки по имени Ксюша, которая рассказывала о том, что в современном мире невозможно обойтись без сумки «Гермес».
— Ну, конечно, я купила «Гермес». Я искренне не понимаю, как сейчас вообще можно выйти из дома без неё. Да и цена смешная, две тысячи долларов — разве для сумки это много?
— А это у тебя «Тиффани»? — выкрикнула Лена, беря руку Ксюши и рассматривая её браслет.
— Конечно, «Тиффани». А ты можешь на себя что-то другое надеть?
— Нет, я обожаю «Тиффани»! — огрызнулась Лена с ноткой некой обиды. — И сумка «Гермес» у меня есть, просто сегодня с собой не взяла.
У Лены не было сумки «Гермес».
— Ну уж Лёша тебя не обижает, смотрю, — высказалась другая участница нашего завтрака, чьё имя я совершенно не помнил.
Моё имя, появившееся в этом разговоре, вывело меня из полусна. В голове тут же пронёсся вихрь из тем, которые обсуждались. К моему счастью, на помощь пришла ещё одна участница завтрака.
— Извините, а что за «Тиффани»?
— Милая моя, — заговорила Лена нотками той же Ксюши. — Неужели у тебя нет украшений от «Тиффани»?
— А, это украшения? — ответила она. — Я думала, мы всё ещё про сумки говорим.
— Тонечка, обязательно присмотри себе «Тиффани».
Но за Тонечку ответил её парень… или муж, не знаю.
— Боюсь, у нас выбор либо украшения «Тиффани», либо съём квартиры.
— Ой, да брось, — смеясь, отмахнулась Ксюша. — Это не так дорого. Ну, если у вас доход нормальный, от трёх тысяч долларов… Хотя иначе я вообще не представляю, как можно прожить в Батуми.
— Да, это прям минимум, — поддакнула Лена.
— Да… самый минимум, — подчеркнула та девушка, имя которой я не помнил.— Это мы за полгода поняли. Особенно с нашими тратами.
— Вы тут с сентября? — спросила Ксюша.
— Да, как и все.
— А мы с самого начала войны приехали, в марте, — ответила Тонечка.
— Какой войны? — искренне удивилась Ксюша. — А, ты про СВО? Да, мы тоже посмотрели что все уезжают, и поехали. Сначала думали в Дубай, но там же ужасно жарко. Потом решили в Италию, но там же со скуки можно помереть. В итоге выбор пал на Грузию.
— Да, и у меня такая же история, — вернулась в разговор Лена.
— И как вы тут, нормально себя чувствуете все? — задала Ксюша общий вопрос, но тут же стала отвечать на него сама. — Мы вот с моим на Новый год летали в Стамбул, я впервые за полгода была в «Икее» и вот там действительно заскучала по родине.
Я даже поперхнулся от такого неожиданного твиста.
— Вспомнила, как мы ездили в «Икею» каждые выходные в Самаре. Что-то родное прям почувствовала. Может быть, это и есть тяга по родным местам?
Подошла официантка, которая забрала грязную посуду. Мы же после короткого обсуждения попросили счёт. Официантка ушла.
— Не, ну вы видели? — заявила Ксюша. — Тот самый знаменитый грузинский сервис. Просто кошар. Я в России подобного представить просто не могу. Скорей бы уже эта заварушка закончилась, и можно было бы вернуться. И родителей в Самаре навестить.
Так завершился наш завтрак. Позже мы ни разу в подобном не участвовали. А спустя неделю в Батуми вернулся Савчук.
— Гамарджоба, батумчане! — заявил Савчук, когда в один из дождливых дней появился в нашей квартире.
Я познакомил его с Леной, и психолог-писательница живо заинтересовалась моим другом.
— Ты писатель?! — засияла она. — Божечки, как это круто! Я обожаю литературу! Я в неделю прочитываю по две-три книги. Я всегда мечтала познакомиться с коллегой по цеху!
Лена действительно в неделю могла прочитать и две, и три, и даже четыре книги. Например, сейчас она заканчивала произведение под названием «Прекрасный незнакомец» Кристины Лорен.
Они с Савчуком быстро нашли общий язык и уже спустя неделю вовсю прятались от меня по квартире, а также натужно делали вид, будто не трахаются друг с другом, как только я выхожу на улицу.
Примерно тогда мне впервые захотелось вернуться обратно. Родители писали мне, что несколько раз к ним приходили из военкомата и искали меня. А ещё дважды в почтовом ящике находили «письма смерти» — повестки. В итоге после длительных переговоров мы пришли к мысли, что стоит ещё потерпеть за границей. Когда-нибудь война же должна закончиться… Ведь должна?
А мы продолжали жить втроём. Я пытался найти работу на удалёнке, Савчук же утверждал, что война вот-вот закончится, и мы сможем вернуться домой. Соответственно, накопленных денег нам должно хватить.
— Да, скоро они обо всём договорятся, вот увидишь, — говорил Савчук.
— Слушай, ты год назад утверждал, что война не продлится больше месяца, — отвечал я.
— Блин, ты вообще за новостями не следишь? Смотри, недавно появился инсайд, что Макдональдс планирует вновь открыться в Киеве, понимаешь?
Я не понимал.
— Лёша, ну ты чё? Это же крупная американская корпорация. Уж они там наверху точно знают, когда и что должно закончиться. Стали бы они открываться в Киеве, если бы войну планировали вести дальше?
Веры в Макдональдс было немного, но в таких делах цепляешься за соломинку. К сожалению, в ближайшие дни клоун Рональд Макдональд не остановил русские танки, а мы продолжали жить своей шведской семьёй в эмиграции.
Прискорбно было осознавать, что в нашем любовном треугольнике с Владимиром Маяковским и Лилей Брик мне, похоже, досталась роль невзрачного Осипа Брика. Теперь уже ни Лена, ни Савчук не спасали меня от вездесущего чувства одиночества. Стало даже хуже, ведь теперь и дома я ощущал себя третьим лишним.
Лиля теперь вновь организовывала литературные вечера, а Владимир создавал своё новое произведение. Мне же предстояла роль критика и редактора теперь для двух писателей, ну точно Осип Брик.
— Лёха, ты сможешь до завтра прочитать мою рукопись? Она пока сырая, но мне нужен свежий взгляд, чтобы продолжить. Не могу, застрял на одном моменте и не сдвинусь.
Рассказ Савчука был о том, как он — Савчук — помогает своему другу выбраться из токсичных отношений с некой девушкой.
«— Послушай, братан, — сказал я своему поникшему другу и отпил немного коричневого эля. — Она сделала тебя своим каблуком. Я тебе правду в глаза скажу — мне твоя Дашка с самого начала не понравилась.
— Ой, не начинай только, — он посмотрел на меня щенячьим взором. Я поправил воротник своей «кожанки». — Как я устал от её ревности, Дюха. Помнишь Таньку из четвёртого подъезда?
Таньку я помнил очень хорошо. Нормальная баба, всегда с идеальным макияжем, на каблучках и при всём параде, а главное — без вредных привычек! Я и сам бы за ней приударил, да и Танька, уж я по глазам вижу, была бы не против познакомится со мной поближе. Но я же знаю, что Матвей уже давно иссох по Таньке, а я чужих девушек не увожу. Принципы, мать их. А Матвей в это время продолжал:
— Так вот мы с ней недавно пересеклись на автобусной остановке. Ну, там… слово за слово. Немного пообщались, короче. Потом вечером стали переписываться, и тут Дашка увидела и как завелась! Дюха, я уже не знаю, куда от неё деваться! Ревность эта вот тут уже сидит, — он показал дрожащими пальцами на своё горло.
Я лукаво улыбнулся своими пронзительными голубыми глазами…»
По итогу истории главный герой и полный тёзка Савчука разбивает несчастную пару и сводит своего друга с Танькой, которая во всём клянётся потакать своему новому мужчине. Однако же финал этой сюжетной арки остаётся открытым, так как Танька не может отделаться от мысли, что Савчук в этой конкуренции самцов всё-таки побеждает с большим отрывом. Сам же герой с чувством выполненного долга в концовке истории брызгается парфюмом и отправляется по бабам. Конец.
— Андрей, эта история для твоего эмигрантского сборника? — спросил я за нашим совместным ужином после прочтения рассказа. Да, Лена настаивала, что нам нужно есть всем вместе.
— Да, как тебе?
— Я не понял, а причём здесь эмиграция?
— Это потому что я его ещё не дописал. Там все эти действия в Париже происходят.
— В Париже? — удивился я.
— О, обожаю Париж! — вступила Лена. — Я там никогда не была, но однажды обязательно поеду.
— Да, это эмигранты, — ответил мне Савчук.
— Не знаю, Лёша, я сразу поняла, что это история про эмиграцию, — Лена уже традиционно встала на сторону Савчука.
— Но об этом нигде не говорится в тексте, — ответил я ей.
— Да, но ты же знаешь, что Андрей пишет истории про эмиграцию. Можно же было догадаться, — она закатила глаза. Как я ненавидел эту её привычку.
Да, я стал крайне сильно раздражать Лену. По её мнению я только отвлекал их с Андреем от творчества и завидовал успеху друга, которому уже удалось издать свою книгу.
Иной раз я действительно задумался о том, что стоит вернуться в Россию. Я созванивался со своими питерскими друзьями когда украинские дроны стали всё чаще долетать до российской территории. Весь мой круг общения в Санкт-Петербурге был оппозиционных взглядов, однако никто из них за границу ехать либо не хотел, либо боялся. Теперь же их речь сильно изменилась. Они словно бы боялись, что телефоны прослушиваются ФСБ и после каких-то не тех слов за ними отправится «чёрный воронок». Из лексикона пропала фамилия Путина, которую заменили на «они», «он», «эти», «ну, ты понимаешь», и слово «война», которое заменили на «эта ситуация», «вся эта херня», «ну, когда всё началось», «эта жопа». Такое ощущение, что война встала в один ряд со словами «секс» или «месячные». Те самые слова, которые взрослые люди заменяют всеми возможными эвфемизмами, лишь бы не произнести их вслух.
— Лёш, так ты не думаешь возвращаться? — спросила у меня как-то мама на традиционном воскресном созвоне.
— Конечно, нет, — уверенно ответил я, хотя душа у меня при этом съежилась. — Разве что-то поменялось с моего отъезда?
— Нет… Даже стало ещё хуже. Просто я думала, что ты уехал лишь на пару месяцев. Мобилизацию же свернули, слышал?
— Дело же не только в мобилизации. Мам, я не хочу жить в диктаторской стране.
— Ты всё-таки подумай. Здесь же твой дом.
И вот так всегда. Будто никто не верит, что ты действительно против войны и власти в России, а лишь играешь в оппозиционера со своими высказываниями и отъездами из страны. Точно капризный ребёнок, который театрально сбегает из дома и сидит потом несколько часов во дворе, чтобы неизбежно в итоге вернуться домой ужинать.
Между тем Лена стала всё больше негодовать из-за той же эмиграции. Всё больше ей не хватало знакомых магазинов косметики, всё больше она была недовольна уровнем сервиса в Грузии, и всё чаще стала говорить о том, как она скучает по маме с папой.
А затем случился скандал, который произошёл после её литературного вечера на тему творчества Стивена Кинга. В этот раз она проводила его в книжном магазине Galaxy Book, однако из зрителей собрались только мы с Савчуком и ещё трое ребят, которые, как позже выяснилось, тоже были знакомыми Лены.
Она была подавлена и крыла Батуми и Грузию последними словами, заявляя, что в России она смогла бы собрать стадион.
После окончания литературного вечера я немного задержался в магазине, чтобы присмотреть себе какую-нибудь книгу и с расчётом на то, что Савчук с Леной вновь постараются от меня сбежать. Однако когда я вышел на улицу, Лена была всё ещё там в окружении всех тех людей, которые были на её вечере. Они успокаивали её и говорили, что больше людей не собралось из-за плохой погоды.
Лена вытерла заплаканные глаза и представила меня своим друзьям:
— Это Саша и Ира, они приехали в гости из Еревана. А это Володя, он наш — батумский.
Мы постояли какое-то время у входа, затем Володя предложил пойти чего-нибудь выпить, но ни у кого денег особо не было. Тогда он предложил зайти в ближайший супермаркет, купить чего-нибудь крепкого и отправиться на пляж. Все идею одобрили, учитывая, что и дождь уже кончился.
Мы зашли в Spar и купили литр коньяка и два литра кока-колы. Володя заявил, что обожает запивать коньяк колой, но при этом запретил их смешивать. Он считал кощунством портить благородный напиток этой «химией». Поэтому каждый взял по пластиковому стаканчику в обе руки, в один наливали колу, а в другой коньяк. Так мы и побрели в сторону пляжа. Руки отмерзали, а я чувствовал, будто мне снова шестнадцать. Примерно с такого возраста я не оказывался в подобных ситуациях. Мы брели, выставив каждый две руки с пластиковыми стаканчиками перед собой. И, наверное, очень веселили проходящих мимо грузин. Идти и пить было неудобно, поэтому Володя предложил игру:
— Короче, игра! Играли когда-нибудь в бухую остановку?
Мы ответили, что не играли.
— Короче, каждый раз, когда нам на пути встречается автобусная остановка, мы пьём! Правила все запомнили?
Мы ответили, что запомнили.
Так мы и брели до пляжа. Периодически кто-нибудь выкрикивал: «Володя, остановка!» И мы пили.
К моменту, когда мы добрались до площади Европы, все были конкретно на кочерге. Лена и Ира заявили, что хотят в туалет, на что Володя ответил: «Ох, женщины». Я одобрительно кивнул, проявив мужскую солидарность, хотя сам вот-вот мог нассать в штаны. В итоге мы устроили привал на уличной веранде местного «Макдональдса». Девушки побежали в туалет, а мы с парнями остались на улице и закурили.
Несмотря на позднее время, площадь сияла от света фонарей и новогодних украшений, которые к февралю до сих пор не убрали. На пальмах светили гирлянды, а посреди стояла довольно уродливая новогодняя ёлка. Мы сидели и рассказывали, кто откуда приехал и как давно в Грузии. Когда девушки вышли из «Макдональдса», я решил тоже сбегать в туалет.
— Лёша, не получится! — остановила меня Лена.
— Там охранник разворачивает всех, кто пытается попасть в туалет без заказов, — добавила Ира.
Видимо, это было популярным местом для желающих сходить в туалет.
— Вот сволочь, — сказал Саша. Он вообще уже нормально так нажрался и едва шевелил языком.
— Ладно, погнали тогда на пляж, — скомандовал Володя. — Там тоже есть бесплатные туалеты, которые называются раздевалки.
— Фу, какая гадость! — поморщилась Лена.
— А чё такого? — удивился Володя. — До пляжного сезона ещё добрых полгода, а судя по интенсивности дождей, через день никто твоих анализов там найти не сможет.
— Фу-у! — добавила Ира.
— Просто отвратительно, — вдруг вклинился Савчук.
Тут из «Макдональдса» вышел тот самый охранник, что оберегал туалет у входа. Он на ломаном русском заявил, что пить коньяк в их заведении запрещено, и мы решили не злить лишний раз представителя приютившей нас нации.
Мы поспешили уйти с площади, но тут нас окликнул пьяный толстый грузин.
— Ребята, вы откуда сюда приехали к нам?
Мы начали тушеваться, и не знали, ответить ли честно или просто бежать. В итоге почти хором ответили:
— Из России.
— Россия большая! Откуда именно?
— Мы из Владивостока… — начал было Саша, но грузин тут же его перебил.
— Что?! Из Владивостока?! Врёшь?!
— Нет, честно.
— Я… Да я… Дай поцелую тебя!
Грузин схватил Сашу и впился в его щёку проспиртованными губами.
— Я во Владивостоке пять лет отслужил! Я всё Приморье объездил! Находка! Арсеньев! Не веришь?! Не веришь мне?! Да я… Хочешь докажу?
— Не надо! — почти закричал Саша. — Клянусь вам, верю.
— Нет, не веришь! Сейчас! Подержи.
Он снял с себя куртку, которая успела собрать все образцы городской грязи в этот зимний день. Но это было лишь начало. Затем с него слетел свитер, а далее и футболка. Клянусь, мы пытались это предотвратить. Мимо проходили местные зеваки и турецкие туристы, неподалёку стояли украинские активисты с национальными флагами и плакатами «Russia ist terrorist state».
Я ужасно хотел в туалет и искал повод отвязаться от этого выпивохи, чтобы поспешить на пляж. Однако все завороженно следили за тем, как мужик снимает с себя одежду, несмотря на холод. Моя надежда была на Володю, который обладал неким командирским тоном в этой компании, но он отвлёкся на телефонный звонок и не следил за происходящим.
В итоге футболка была повержена. И перед нами стоял голый толстяк, а на плече его красовалась наколка с якорем и подписью на русском языке: «Владивосток».
— Теперь веришь? — гордо заявил грузин.
— Вот теперь да! — ответил Саша.
— Алё, кто это? — кричал в трубку Володя. — Я ничего не слышу! Я не говорю по-грузински, извините.
Если честно, я получил бы гораздо больше удовольствия от этого зрелища, если бы мой мочевой пузырь уже конкретно не сдавал позиции. Я выхватил грязное тряпьё этого алкаша из рук Саши и стал кидать его толстяку.
— Это было потрясающе, но нам пора, — торопил я своих спутников. Но Саша уже конкретно наклюкался и искал приключений. Он не спешил покидать столь занимательную компанию.
— Стой-стой! Давайте ещё про Владивосток поговорим.
— Обязательно поговорим, когда будем на пляже, — почти заорал я.
Мне удалось отвязать своих новых знакомых от бичугана, и мы пошли в сторону моря. И вот спустя десять минут мы всё-таки щупали подошвами ботинок холодные камни черноморского берега. А я в первую очередь побежал в сторону раздевалки.
Когда я вернулся назад ко всей компании, ребята слушали, как лапы волн перебирают камни на пляже. Полная луна пробилась сквозь серые тучи и освещала наш кавказский берег. Саша заплетающимся от переизбытка коньяка языком действительно принялся рассказывать всем про Владивосток и про своих знакомых, которые поддерживают войну.
— … представляешь, десять лет с ним дружили! Столько раз про политику с ним разговаривали. Всегда на одних позициях были. И в один момент превратился в «зетника». И прямо штампами начал разговаривать!
— Бывает же такое, — добавила Ира.
— Сейчас с людьми вообще что-то невероятное происходит, — говорила Лена. — Я же психолог по образованию…
— Правда? — спросила Ира. — Я тоже! А в каком университете ты училась?
— Я? Ну… просто психологию изучала…
— Это понятно, а где именно?
— Ну… в разных местах. Я вот курсы закончила. Как раз экзамен сдала.
— А по какой дисциплине? — спросил Володя.
— Ну… по психологии, — не сдавалась Лена.
Ира и Саша переглянулись тем взглядом, который вырабатывается у пары спустя много лет отношений. Когда ты лишь краем глаза можешь передать близкому человеку все мысли без слов.
В итоге Лену спас Савчук.
— Корочка диплома — это всего лишь бумажка. Главное, что у тебя в итоге в голове.
В этот момент Савчук явно хотел сообщить остальным, что является писателем и «уличным психологом». Знаю я его это выражение лица, но тут Володя решил вернуться к теме обсуждения войны. Причём сделал он это с неожиданным заходом.
— Да, невероятное творится. А я же воевал на Донбассе.
Тут наступила тишина, которую разбавляли только накатывающиеся волны.
— Что? — удивился Саша.
— Да, воевал. Ещё в пятнадцатом году, — ответил он с видом бывалого бойца.
— Зачем? — спросила Ира.
— Поверил пропаганде? — это уже Савчук.
— Нет, просто захотелось поехать на войну.
Несколько секунд лишь шуршащие по камням волны нарушали творившуюся тишину.
— Ты просто так ездил на войну? Убивал людей? — продолжил Саша, закипая от злости.
— Да, хотелось посмотреть, каково это, — ответил Володя и полез за сигаретой.
— И как, насмотрелся?
— Да. Я многое пережил. И уж поверьте, видел побольше вашего, — он закурил и выпустил дым в нашу сторону. Наверное, в этот момент он представлял себя бывалым воякой из американских фильмов.
— Ага, педофил, который насиловал мальчиков, тоже видел побольше нашего, но ему это очков не прибавляет, — сказала Ира.
— Я никого не насиловал! — начал защищаться Володя. Его взгляд перестал быть уверенным, а сам он стал больше похож на загнанного в угол зверя. Я практически не сомневался, что нигде он не воевал, просто был любителем произвести впечатление на незнакомых людей. Однако перформанс явно не удался.
— Они же просто фигурально выражаются, — вставил я.
— Слушайте, чё вы так реагируете? — продолжил держать оборону Володя.
— Что мы так реагируем? — сорвался на пьяный крик Саша. — Да вот как раз из-за таких пидорасов как ты нам и пришлось из страны бежать. Ты ещё совести нашёл за кордон драпать, когда мобилизацию объявили.
— Я своё уже отвоевал…
— Да пошёл ты нахуй, еблан, блять! Ира, пошли отсюда!
Он взял свою жену за руку, и они направились прочь с пляжа.
— Идиоты какие-то, — сказал Володя, когда силуэты наших мимолётных знакомых пропали в новогоднем свете батумских улиц.
— Ты знаешь, Володь, — сказал я в ответ. — В чём-то они правы. Сходи-ка ты нахуй, — я повернулся к Савчуку и Лене. — Пойдём отсюда?
Они ничего не ответили, а лишь синхронно кивнули. Мы тоже пошли с пляжа, не оглядываясь назад на человека, что пропадал со страниц этого рассказа и моей жизни.
— Ух, вот это богатый на события вечерок, да? — сказал я своим «Владимиру» и «Лиле», когда мы вернулись на площадь Европы. — Может, зайдём куда-нибудь?
— Ты знаешь, — заискивающе начал Савчук, — у Лены от всего этого разболелась голова. Я думаю проводить её до дома.
Ещё одна глава нашего любовного треугольника. Всё-таки пытаются от меня избавиться. Что же, можно попробовать немного попить им кровь.
— Отлично, тогда пойдём домой, — ответил я.
— Ты же хотел ещё погулять. Нам будет неудобно портить тебе вечер… Да и ты же знаешь, у меня презентация через неделю, хочу выспаться и завтра всё как следует отрепетировать, — дипломатично защищался Савчук, но Лена решила сразу отправить меня в нокаут.
— Тебе вот обязательно было влезать в скандал с этим идиотом на пляже?! Вечно ты, Лёша, не можешь держать себя в руках. Приехал в чужую страну и орёшь матом на пляже! — на крики Лены стали оборачиваться люди на площади. И даже украинские пикетчики прервали на секунду лозунги: «Слава Украине! Слава ЗСУ».
— А я-то что? Это твои ереванские друзья начали скандал…
— Не надо скидывать вину на других! — Лена стала красная, будто батумский закат. — Ещё не хватало нам, чтобы этот идиот нас там всех поубивал! Ты же слышал, он убийца! И вообще, вечно ты ведёшь себя как ребёнок. Настоящий инфантил! Тебе бы не помешало хоть иногда приходить на мои лекции по психологии! Глядишь, чему-нибудь умному и научился бы!
Я попытался вставить свой ответ.
— Не хочу тебя слышать, — её голос перешёл на визг. — Андрей, уведи меня домой. Голова просто раскалывается.
Готов поспорить, они продумали всю эту сцену, пока мы шли с пляжа. Савчук тут же схватил Лену под руки, та, будто тургеневская девушка, уже была в полуобморочном состоянии. Они спешно пошли от меня прочь, а я вдруг неизвестно с чего начал злиться.
— Да потому что ты тупая, Лена! — орал я ей вслед. — И твои лекции тупые, и твои зрители тупые! Ты только и можешь получать свои говённые корочки месячных курсов, чтобы компенсировать отсутствие мозгов в голове!
Про курсы она уже не слышала, так как к тому времени они успели раствориться в гуле городского центра.
Я обернулся и увидел турецкую семью, которая с опаской поглядывала на меня.
— Гамарджоба, — сказал я им и побрёл в сторону парка 6 Мая.
По пути я вошёл в первый попавшийся бар, хотя обычно в Грузии избегаю таких мест в целях экономии своих скудных средств. К сожалению, это оказался спортивный бар. Там в это время транслировали игру «Наполи», где играет грузинский родственник Иисуса Христа Хвича Кварацхелия… Это я так замысловато объясняю, что Хвича — бог грузинского футбола.
Пузатые и лысые мужички за сорок громко кричали на телевизор, а я попытался найти какой-нибудь укромный уголок, чтобы посидеть наедине со своими мыслями.
Я заказал себе цинандали, потому что дешевле него в барной карте из алкоголя ничего не было. Два таких бокала усугубило мою ситуацию, учитывая выпитый коньяк. Тогда я ощутил себя героем романов Ремарка. Когда-то я не мог понять, как его герои умудряются жрать столько бухла и оставаться на ногах. Теперь я понимаю — никак.
«Наполи» забил гол, и бар был оглушён ликованием. Господи, что я тут делаю? Какая Лена? Почему меня это вообще заботит. Она же идиотка! Она же абсолютная посредственность. Вот и ведётся больше на Савчука, который такой же идиот, как и она. Куда этим дуракам до меня! Я — настоящий писатель. А этот что? Денег скопил, книгу напечатал и теперь ходит весь из себя писатель! Боже, как же я вас всех ненавижу! И Лену, и Савчука! И русских этих, довольных жизнью в России! У них диктатура, война, репрессии! А они улыбаются, пьют коктейли в барах, ипотеки берут, детей рожают.
А я почему бежал?
Как вот мне ответить на этот вопрос?
Не хочу жить в диктатуре! А мне в ответ, что я лицемер. Что считаю себя лучше всех. Вздор! Пошли они все в жопу. Вот и сидите там в своей Северной Корее! Они там в Северной Корее… которая настоящая Северная Корея… тоже, небось, счастливо живут, не зная о своей убогости со стороны! И мне ещё в ответ говорят: так приезжай обратно, если тебе там тяжело! Это что ещё такое? Типа поиграл в оппозиционера и хватит? Хватит притворяться, что у тебя есть принципы и…
— Привет, а почему такой грустный? — раздался приятный женский голос. Рядом со мной стояла молодая девушка модельной внешности с большой грудью в откровенном наряде. Она была одета будто для съёмок в порно: оранжевая майка с огромным декольте, чёрная короткая юбка и чулки с подвязками. На её майке красовался логотип Jägermeister и только тут я увидел, что юбку от майки отделяет специальный пояс с чехлами для бутылок этого напитка и стопок.
— Думаю о том, как меня бесят русские, — выпалил я. — Не обращай внимания, у меня нет денег, чтобы заказывать у тебя «егерь». Едва на цинандали насобирал.
— А я тут не только для того, чтобы «егерь» разливать, — она как будто немного обиделась. — Рабочий день длинный, успеваю и говорить, и продавать. Русские тебя бесят? А ты откуда? Из Украины?
— Нет, я-то как раз из России. А ты?
— Я тоже из России, хотя все мои родственники из Беларуси. Считай, твой сателлит, — она мило засмеялась.
— Я вот знаешь о чём подумал… Я подумал, что для русской эмиграции нам как-то не хватает русских.
Какой-то грузин принялся эмоционально кричать на телевизор, и мы на секунду перевели взоры в его сторону.
— Ты о чём? — удивилась она.
— Ну, русских. Людей, которые говорят, что они русские. Все вокруг белорусы, евреи, этнические немцы да украинцы. Вот ты русская?
— Хороший вопрос, — во тьме бара я разглядел её бегающие глаза. Видимо, она уже сто раз пожалела, что подошла ко мне. — Не знаю. Я всем говорила, что я белоруска.
— А у меня кто-то из Украины, кто-то из родственников татары. И вот так со всеми. У меня друг здесь наполовину украинец, наполовину белорус. А русских как-то и нет.
Здесь она предприняла первую попытку от меня отвязаться и скрыться в суете бара. Я же схватил взглядом её глаза и не хотел так просто отпускать из объятий своей философской мысли.
— Наверное… Действительно, а почему я себя русским считаю? В какой момент я вдруг стал русским? — продолжал я уже сам с собой. — Может быть, я русский, потому что родился в России, впитал в себя все эти серые «панельки», ковры на стене, передачу «Криминальная Россия» в детстве и всё прочее?
— В Беларуси тоже у бабушек ковры на стене.
— И правда… Откуда же вьются эти ковры на стене… А?
— Не знаю, — сказала она неловко. — Наверное, их туда вешают? — и засмеялась, стараясь скрыть свой нелепый ответ.
— Это что же получается, русских вообще не существует? — задумался я. — Да уж. А чё весь мир тогда как на иголках из-за этих русских, если их даже не существует?
— Действительно, очень интересная мысль. Ты знаешь… Как тебя зовут?
— Лёша.
— Лёша, я сейчас быстренько круг сделаю по работе и к тебе вернусь, договорились? Отлично! — и она быстрым шагом стала отдаляться от моего столика.
Кажется, «Наполи» пропустил мяч и бар превратился в эпицентр грузинской ненависти. Раздавались проклятия на и без того страшном грузинском языке. Двое мужиков будто собирались брать билеты в Италию, чтобы лично посмотреть в глаза футболистам команды.
А я подумал, что мне пора домой. Кажется, я ещё успею застать Лену с Андреем в неприглядном свете и вновь послушать их смешные оправдания. Да и спать надо ложиться, завтра Савчук со своей репетицией презентации всё равно не даст спать.
Кстати о презентации…
После презентации «Грязных историй уличного психолога» и выставки мы отправились пить. Вообще-то мы пили уже на презентации и выставке, но это было обычное грузинское мероприятие. А вот теперь мы шли пить по-настоящему.
Я был уже пьян и не мог точно рассмотреть, кто именно сегодня кутит со мной. Помню, что там был Дмитрий Валентинович и, кажется, риелтор из Одессы. Кажется, с нами пошёл и Лев Толстой.
Сначала мы отправились в «Сачашники», где были не самые вкусные хинкали в Грузии, но отличное вино, а также отбивная, одной порции которой мне хватало на полтора дня. Достаточно выгодное предложение, с теперешним-то курсом рубля.
Там я влил в себя точно около графина саперави, а затем белобрысый кудрявый парень в очках предложил продолжить вечер. Я вообще не помню, когда этот парень появился в нашей компании. До этого я его не замечал, а теперь он рассказывал, где можно поблизости купить отличный алкоголь.
— Пошли, тут рядом на Грибоедова есть отличный магазин. Там этот… ну как его назвать? Короче, продавец чачи там смешной мужик такой.
— Что? Ах-ха-ха! Как ты сказал? — засмеялся я.
— На Грибоедова, говорю, магазин хороший.
— Да нет, как ты его назвал? Продавец чачи?
— Ну да.
— Ха-ха! Господи, это гениальное наименование. Ты знаешь, я однажды напишу рассказ про Батуми и так его и назову: «Продавец чачи».
— Боюсь, никто не выкупит этого названия.
— Да и плевать! Значит, будет повод для читателя приехать в Батуми и понять.
Тут в общем гуле меня поймал Савчук. Он сообщил, что у Лены болит голова, и она хочет пойти домой. Сам Андрей рыцарски вызвался проводить её до дома.
— Что? — закричал белобрысый парень. — Ты уже уходишь?
— Да, нужно девушку проводить до дома, — ответил Савчук.
— Как жаль, а я надеялся после всех гулянок позвать тебя к себе.
Мы с Савчуком переглянулись.
— Что? — удивился парень. — Ты разве не гей?
Сначала мне стало очень смешно, но я политкорректно сдержал приступ гогота.
— Что?! — почти зарычал Савчук. — С чего ты взял, что я гей?
— Не знаю, мне так показалось, — парень искренне не понимал, что так расстроило Савчука. — Я думал, вы с Лёшей живёте вместе… что вы пара.
Тут я понял, что в геи записали и меня. Сию секунду я возненавидел этого белобрысого парня. Нет, не потому что он посчитал меня геем. Неожиданно у меня зародился огонь ревности. Это как понимать? Он считает нас парой и прямо на моих глазах пытается увести моего мужика?
— Очень жаль. А вы так красиво смотритесь вместе, — сказал он и направился к другой части нашей компании.
Мы с Савчуком остались в неловком молчании. На какие-то доли секунды я даже сам поверил, что мне с моим другом нужно многое обсудить в наших отношениях. Слава богу, Савчук прервал молчание:
— Смешная история получилась. Так ты не против, если я провожу Лену?
— Да, конечно. Полностью тебе доверяю, — ответил я, вкладывая в эти слова чувство неловкости для Савчука.
Дальше мы кутили без моих сожителей. Мы отправились на улицу Грибоедова, где обжились и коньяком, и чачей и, конечно, вином.
На улице вновь заморосил мерзкий дождь, окраины Батуми уже похрапывали, а мы весёлой кучей плелись к пляжу. Какой-то парень включил колонку с дерьмовой клубной музыкой из нулевых, я вновь поймал себя на мысли, что отправился куда-то на пятнадцать лет назад. Мы все были разных возрастов, но нас будто объединяло подростковое чувство, что родители уехали на несколько дней на дачу и ближайшие время можно спокойно убиваться алкоголем и курить сигареты, не вытирая после ладони полынью, чтобы сбить запах дыма. В нашем случае на дачу уехала Родина-Мать, которую, если честно, уже давно следовало бы лишить родительских прав за асоциальный образ жизни. Уж знаю я таких родителей, раньше по ДТВ часто показывали, как к таким органы опеки приходят.
С такими мыслями я с компанией неизвестных мне людей появился на батумском пляже на радость местным уличным собакам, которые, завидев пьяную компанию, с радостью устроились к нам охранниками. Ощущение счастья вернулось в моё сердце. Горевали мы позавчера, в годовщину начала войны, теперь же есть только это вино, этот город и это море.
Мы гуляли до поздней ночи. Я весь промок и продрог, затем вызвал такси и отправился домой.
Новый день встретил меня жутким похмельем. Такова моя трагедия: когда я много пью, я рано просыпаюсь и не могу заснуть. Вот и остаётся с больной головой бродить до следующей ночи. К тому же, кажется, мой организм упорно игнорировал моё путешествие во времени на пятнадцать лет назад. Хотя я уже давно привык к такому состоянию. Мы даже в шутку переименовали Батуми в «Бодуми». Ещё в наш обиход вошёл глагол «батумиться», что означало расслабляться и кайфовать.
Дома была тишина. Я был слишком пьян, когда пришёл сюда под утро, и не помню, были ли дома мои соседи. Я побродил по комнатам, пока не наткнулся на записку, что лежала на кухонном столе.
«Лёша, прасти меня и прасти Андрея. Мы больше ни в силах держать внутри наши чуства. Наверное ты удивлён но мы любим друг друга… и всекда любили. Ты ни тот мужчина, который мне нужен. Прасти, что дала тебе надежду.
Мы бежим! Бежим обратно в Россию. У меня нет сил больше тирпеть ужосы имиграции, где нет не «Золотого яблока», не касс самообслуживания, не Ваилдебериз. Не пытайся нас найти, так будит лутше для всех. Надеюсь что ты когда нибудь встретишь ту самую. Прости, если заставила тебя верить, что та самая это я.
Ты всегда будиш дорог мне но только как друг.
Любящая тебя Елена!
P.S.
Мы взяли отложеные деньги из шкавчика»
А вот за деньги было обидно.
Я выпил найденную в холодильнике кока-колу и решил сбегать в ближайший магазин за пельменями. Я надел промокшую насквозь за ночь одежду, взял рюкзак и накинул сверху жёлтый дождевик Савчука. Андрей купил его, когда мы спивались в Тбилиси, и, видимо, не нашёл для него места при побеге.
На улице шумел ливень. Бешеные грузинские водители соревновались, кто больше собьёт пешеходов на «зебре», а я спешил к магазину. Там я взял пиво, пельмени и ещё кока-колы. Надо же соответствовать новому статусу брошенного холостяка.
— Гамарджоба, — сказал я на кассе.
— Здравствуйте, — ответила мне кассирша-грузинка.
Я вывалил свои продукты на кассу.
— Да ори «Камели» лурджи, — козырнул я своим скудным грузинским.
— Синих нет, жёлтые подойдут?
— Кей, кей.
— Пакет надо?
— Ара.
Когда я вышел на улицу, дождь немного успокоился, и одинокому эмигранту можно было в более спокойном темпе возвращаться домой. На полпути домой ко мне прибился промокший насквозь чёрный пёс. Он дрожал и пытался тереться о ноги.
— Ну ты чего, парень, — сказал я ему. — У меня для тебя ничего нет.
Я подумал, что совсем не хочу возвращаться домой. А тогда почему бы не составить компанию этому четвероногому батумчанину? Мы с ним отправились в сторону порта. По пути я купил ему сосисок, но пёс оказался не голодным. Так часто здесь бывает. Им тут вообще хорошо живётся. Будь я собакой, то уже давно бы уехал из России в Грузию. Ему просто нужна была мимолётная компания.
Я сел на мокрый бетон полуразрушенного причала, закурил и открыл пиво. Я не мылся со вчерашнего дня и чувствовал себя склизким слизняком.
— О, привет! — раздался голос позади меня. Это был Коля — тот лысый и хромой парень. Кажется, он тоже был с нами на вчерашней гулянке, однако я точно не уверен.
— Привет, — ответил я.
— Похмеляешься после вчерашнего? — он похромал поближе ко мне и сел на бетон рядом.
— Типа того, — если честно, то я бы хотел провести это утро наедине со своими мыслями, а потому старался отвечать односложно, чтобы он потерял ко мне интерес.
— А где твой друг?
— Какой друг?
— Ну как какой? Писатель. Презентация у него была.
— А, ты про Андрея? Андрей уехал.
— Куда?
— В Россию.
— В Россию?! — он так закричал, что пёс вздрогнул и хотел бежать куда глаза глядят, однако быстро понял что опасности нет и вернулся на своё место. — Вот так, сразу после презентации?
— Сам в шоке.
— За ещё одной партией книг?
— Нет, скорее репатриировался на родину.
— А-а-а, — протянул он. Коля точно хотел ещё что-то добавить и прояснить момент с неожиданным отъездом эмигрантского писателя. Однако вместо этого он лишь немного помолчал, а затем улыбнулся: — Сдался, что ли?
— Сдался?
— Ну да, — снова улыбнулся. — Это я шучу так.
— Получается, что сдался.
— Что ж, его право. Нас же здесь никто не держит, и обратно с радостью принимают.
Мы немного помолчали. Да уж, только начинаешь играть роль то ли немецких мыслителей, бежавших из Третьего Рейха, то ли интеллигенции, бежавшей из СССР, как кто-то спокойно себе возвращается в Россию и продолжает там жить как ни в чём не бывало.
— Слушай, а почему мы вообще уехали? — прервал я молчание. — Я вот смотрю в соцсетях на жизнь своих друзей в России и думаю: а чё я тут делаю? Вот они там живут себе и даже как будто не замечают адского пламени, что пылает вокруг. Да и тут тоже… Слушай, вот у тебя есть политические взгляды?
— Не знаю, надо подумать… Я живу в Грузии — это считается за политические взгляды?
— Наверное. Я вот тоже так раньше считал. Знаешь, столько лет думал, что всем здравомыслящим россиянам нужно отделиться от «ватников» и тогда заживём. А эти пускай строят свою Северную Корею в удовольствие… Да вот так и получилось, но что-то я и тут всем недоволен. Смотрю вокруг и думаю… Вот мы в Аджарии пьём вино, а в сотне километрах от нас ад на земле. И вот-вот в небо полетят ракеты, наконец-то исполнив мечту человечества о массовом суициде. А ведь люди изобрели столько интересных способов убивать себя и друг друга. И даже гордятся этим, меряют этим величие своей общины… А тут те самые «лучшие люди страны»,— я сделал пальцами воображаемые кавычки, — тоскуют по маркетплейсам, службам доставки и каршерингам на фоне апокалипсиса… — я замолчал, не зная, как продолжить.
— Ну-у, — протянул Коля. — Я когда читал Оруэлла, тоже думал, что для слома человека нужно пытать его крысами или чем-то другим, чего он боится больше всего. Оказалось, что и границы закрывать не надо …
— Достаточно пугать отсутствием «Вайлдберриз»? — засмеялся я.
Он усмехнулся и помолчал несколько секунд.
— А что ещё остаётся нам делать, когда наступил конец света? Знаешь, абсолютно счастливым в этом мире может быть только социопат-маньяк или абсолютный эгоист. Ведь если задуматься о том, сколько горя вокруг нас, то можно сойти с ума.
— Да… а вот наша роль какая? Притворяться, что мы боремся с режимом? Притворяться, что не можем вернуться?
— Не знаю… Может быть, мы просто не можем по-другому? Я себе объяснял это так, что в такой момент просто необходимо сделать выбор. И я его сделал. И по-другому быть просто не могло.
— Почему не могло? — спросил я.
— Если я в итоге оказался в эмиграции, то как же могло быть иначе? — улыбнулся он. — Если бы могло, то меня бы здесь не было.
Я задумался и представил Савчука с Леной, которые вернулись в Россию. Я почему-то представлял Петербург, как они сидят в одном из баров на Рубинштейна, Лена смотрит на рекламу «Золотого яблока» за окном. Колосс, вставший над земным шаром! Скала, о которую разбиваются европейские орды! О, жестокая ненужная размолвка! О, упрямые своенравные беглецы, оторвавшиеся от любящей груди доставок еды в четыре утра! Две сдобренные вином слезы прокатились по крыльям их носов. Но все хорошо, теперь все хорошо, борьба закончилась. Они одержали над собой победу. Они любили «Вайлдберриз».
Какое-то время мы с Колей молчали. Пёс начал ходить из стороны в сторону, потом заскулил и лёг, облокотившись на меня.
— Февраль кончается, — нарушил тишину Коля.
— Ненавижу этот месяц. Всё самое плохое происходит в феврале.
— Слушай, — сказал он, — у меня тут кошачий корм есть… Вообще у меня нет кота, но я его купил, чтобы уличных кормить. Может, мы немного псу отдадим? Ему-то всё равно.
— Не, он не голодный. Просто хочется с кем-то сегодня быть.
Батумский пёс лежал на холодном мокром бетоне, слушал неспокойное Чёрное море, а где-то на горизонте показывались лучи солнца, которые вот-вот должны были хоть на время прогнать дожди из этого гостеприимного и смешного городка в сказочной Аджарии.
Февраль кончался.