top of page

Игорь ВЕТРОВ

В ДОМЕ МОЁМ

Что ж теперь ходим круг да около

На своем поле — как подпольщики?

Если нам не отлили колокол,

Значит, здесь — время колокольчиков.

А. Башлачев

 

Всё укоряют — пишет на злобу дня.

Цедят сквозь зубы: бездарь, плакатный рвач...

Свора собачья, вам не пронять меня!

Мне с колокольни

В маковки вам —

Плевать.

 

Знаю наверное: вряд ли возопиют

Камни немые — притчу изрек Иисус.

Но если в доме вашем кого-то бьют,

Уши заткнуть

Может только подлец и

Трус.

 

Но если в доме вашем ревёт пожар,

Рушатся балки и чёрного дыма пляс,

Верх идиотства, губы поджав, сказать:

«Мне что за дело?

Это чужой

Этаж…»

 

Не различить пришлого сквозь туман.

Пуля, тюрьма ль мою укоротят прыть;

Но если свыше поэту дар слова дан,

Верх богохульства

В землю его

Зарыть.

 

Заповедь Божья «ближнего возлюби»

Подзатерялась меж куличей и верб.

Слышишь? То колокол топит во тьме круги.

Глотку дерет

Беззубую —

По тебе.

 

… Спит за замками мягко-лепной мирок.

Свет ночника. Кроватка. Торшер. Уют.

Спи обыватель, есть еще время, но

Знай обыватель —

Завтра к тебе

Придут.

 

5 ноября 2015

 

 

БОМЖИ

На пятачке бомжи

Снова сошлись за «жизнь».

Начатый «чекунец»,

Хлеба шматок, редиска…

Мне на работу. Мне,

Как и другим в стране,

С жизнью везет вполне:

В паспорте — штамп с пропиской.

 

Пламени язычок,

Зябко слезит «бычок».

Грязь под ногтями. Грязь,

Липкая как повидло.

И через эту грязь

Я ощущаю связь,

Прочную нашу связь,

Хоть ее и не видно.

 

Я за страну — горой.

Но по пути домой

Чудится мне порой,

Глухо и безвозвратно:

Все мы под грязью лжи

В этой стране бомжи.

Разве не так, скажи?

Впрочем, и так понятно.

 

Май 2019

 

 

ДИКОЕ ПОЛЕ

За пологом кибитки ночь.

И ни зги, хоть глаза коли.

Астрагал и сухой ковыль

до костей обглодал «степняк».

На лицо — горсть сырой земли,

что не пух уже, просто пыль.

 

Будет в ступе беду толочь

до утра сиротливый стяг.

Будет плакать оврагом выпь,

да во тьму хохотать шакал.

Враг на друге, на брате брат;

вперемешку тела, мечи.

Сдвинет чаши хмельной кагал,

Кости ратные затрещат.

Чья-то мать в ледяную высь,

наземь бросившись, закричит…

 

Что ж ты, горюшко — проходи,

Не маячь помелом в дверях!

У веселого у огня

пальцы зябкие отогрей.

Ну какое ж ты, право… ах,

все целуешь в лицо меня…

Дай свечу зажгу, подожди.

Да запру поплотнее дверь.

 

Ноябрь 2016

 

 

В ПУСТОТУ

Как коротки затишья на войне

и смятых снов мгновения недолги.

В расколотой на части тишине

у Снежного упал с небес не снег,

а самолета сбитого осколки…

 

Кто был палач? Неведомо пока.

Но меркнет слава ветхого Иуды

перед серпом взведенного курка;

и здесь — увы! — уже не станет чуда.

 

И будет утро, будет новый день.

И упадут и квоты, и тарифы,

и инцидент сойдёт на прецедент,

и от семи ветров слетятся грифы

на тело снова проданной земли,

и снова жертва канет понапрасну,

смочив лишь губы огненному Марсу,

в сырой туман и злые ковыли…

 

Но это завтра. После. А сейчас —

слепящий нимб и хлипкий звук удара,

и хрупкая беспомощность радаров,

и ломкая недоуменность фраз…

Короткий миг. Реальный жуткий сон —

перевернувшись, рухнет горизонт

рассыпавшись стеклянным звоном стрижьим.

 

И вот, совсем не пухом становясь —

до крика не родная в этот раз —

всё шире,

всё быстрей,

всё ближе, ближе

бугром на грудь навалится земля…

 

Оборванная дымная петля

багровым шрамом в мареве набухнет,

оставив утру: смятое шасси,

небес степных обугленную синь

и на траве потерянную куклу.

 

Ночь на 19 июля 2014

 

 

 

СИОНСКИЙ РОНДЕЛЬ

Еврейские дети рисуют войну

в прогретом и душном колодце кибуца —

осколки цветные старательно трутся

о плиты двора.

Набок шеи свернув,

(ну точно по-птичьи — боишься спугнуть)

шумливою стайкой у хлебного блюдца,

еврейские дети рисуют войну

в прогретом и душном колодце кибуца.

 

Слежу из окна, край гардины загнув:

серьезность в глазах, лепет губ беззаботный.

На небе ни облачка.

Полдень субботний,

качая, несет на руках тишину…

 

Еврейские дети рисуют войну.

 

Сентябрь 2017

 

 

 

ЛЕС

Я ощущаю себя разведкой,

Брошенной в тыл врага.

Щелкнет опасность еловой веткой

Под пятой сапога.

Взгляд равнодушный скользнёт по плоти

Сквозь зрачок СВД.

Ляжет судьба моя на излёте

В выбитой борозде.

 

Там, где сорока у перелеска

Дробью над головой.

Там, где у берега сонным всплеском

Рябь по волне речной.

Где, шаловливой ища забавы,

Русые под луной,

Дрогнут слегка и сомкнутся травы

Сумраком за спиной…

 

Знаю, не выдадут, не ужалят

Роща, пригорок, плёс.

Я на макушку звезду напялил,

В берег корнями врос.

Цепким плющом на осину взвившись,

Слышу, как матерясь,

Бряцают сталью, со следу сбившись,

Хмурые егеря.

 

Им не стреножить меня ни пулей,

Ни ременной петлёй.

Многие в этом лесу уснули

В ночь прорастя травой

В миг, когда цвета теряя краски

Вдруг уловил зрачок

Суть из прочитанной в детстве сказки,

Где стрекотал сверчок.

 

Август 2022

 

 

ПРЕДРАССВЕТНОЕ

Полная тьма перед самым рассветом сгущается.

Серп о траву оботрёт молчаливый кривой…

А бумеранг, он, известно, всегда возвращается

С той же отдачей, что в небо послали его.

Сердце колотится — не охладить, не унять его,

Сердце вперёд легионов железных летит.

Только вот трудно ещё раз поверить предателю,

Что он по-новой предательства не совершит.

 

И, как и прежде, в удел остаются сомнения,

Муторный чай, сигарета в полночном окне.

И — мимолётно — в застывших зрачках удивление

Нового мира, прижатого дулом к стене.

Белое брюхо набухшей мерцающей вечности

Смысла зародыш до срока скрывает в себе.

Дай же, о Боже, прошу, мне простой человечности

Без притязанья быть «правым» в неправой судьбе.

 

Эх, и поныне желанна под брюхом вожжа еще!

Не обнеси мимоходом — не в глаз, так хоть в бровь.

Только не спутать бы мне в этом новом пожарище

Со Справедливости ликом случайно — Любовь.

 

10 марта 2022

 

 

НОЯБРЬСКОЕ

С перепоя с утра так знакомо бесцельно и пусто,

И нудит под ребром отголоском дурацких примет.

Запоздалой травой прорастает отцовское чувство

Удивленной былинкой сквозь первый ноябрьский снег.

Был — всего в двух шагах. Позови, протяни только руку,

Подтяни, отогрей, за чайком погуди по душам.

Каждый прожитый день открывает иную науку,

Если только её подобрать успеваем, спеша.

 

Вещевой на плечо. Полминуты на важное что-то,

Что так нужно сказать вместо глупого слова «звони».

И снежинка в глазу. И срезает серпом поворота

Как сухую лозу бортовых габаритов огни.

И, как нищий, в горсти зажимая убогую сдачу,

Бормочу в небеса, в вековую безадресность строк:

— Возвращайся скорей! Вот увидишь, всё будет иначе.

Обещаю тебе…Только ты возвращайся, сынок.

 

30 декабря 2021

Поэзия последнего времени

 

 

А мне кажется Бог — это там, где я.

Ну, не то чтобы "Я", а в смысле что где-то тут.

Мне порезаться страшно рукой о Его края,

и круги по глазам, будто снова меня зовут

в неизведанный мир атлантических злых широт,

где я не был ни разу,

где свитая колыбель,

полногрудой медведицей в мой приоткрытый рот

щедро брызжет молочных созвездий

живую трель.

И стираются грани, и ширятся вглубь круги,

И Абду лучезарный с хитринкой мигает мне,

И пьянит глубина, и не видно уже ни зги,

За расплющенным носом в плывущем моем окне...

 

МЕТАМОРФОЗЫ

Мне расписать бы: как пахнут розы,

Как за верандой жасмин цветет.

Да нюх стреножат метаморфозы,

хребет ломает и хвост растет.

 

Кто был направо, теперь налево,

Кто был неправым — наоборот.

Летят по нашей земле ракеты,

Летят ракеты девятый год.

 

Под клей рекламы сменились кланы —

Делиться с ближним велел Господь, —

И пляшут с бубном в саду бараны,

И вяжет крылья земная плоть.

 

Да что там крылья! Ведь суть не в этом…

А в чем и вправду? Кто разберёт...

Летят по нашей земле ракеты.

Летят ракеты девятый год.

 

Одна лишь шалость теперь осталась —

Косушка «белой» под огурец.

Лишь черт припомнит как начиналось,

Лишь ангел знает каков конец.

 

А может просто забыть про это?

Хватает в жизни иных забот.

И знать не знать, что летят ракеты.

Летят ракеты девятый год.

 

А может дружно взять в руки ружья

И бить злодеев по всем щелям,

Назло приметам, забыв при этом,

Что самый главный злодей ты сам?

 

И сам виновен, что над страною,

Тобой и мною, над ней и им,

Взмывая, где-то летят ракеты,

Как воздаяние делам земным.

 

РЫБАРЬ СУМРАЧНЫЙ

Рыбарь сумрачный, в латаный прячась плащ, блокпосты обминая

бредёт перелесками в темноте, где и кошке на раз пропасть;

нимб подсевший разрядами трескает...

 

Хоть глаз выколи — ни огня окрест. Заорать бы вмочь, так ведь боязно...

Рыбарь сумрачный с хрипом шатает крест

у подножия града первопрестольного.

Скиснет? Сбродится? Ну, так пойди спроси!

 

Рыбарь сумрачный прах отрясет с сандалий...

И пойдет, гой еси, по краю Руси —

Гой и там и тут, лишь его видали.

 

Рыбарь сумрачный

тенью

скользнет за ставнями,

через поле в лес да и прямо — пашнями.

Нет знамения вам, окромя сумасбродства Исавова,

первородство за миску похлёбки продавшие...

 

Рыбарь сумрачный,

в латаный прячась плащ,

постоит на холме, вопросительно глядя на небо,

и падёт на горюч песок,

как немая блажь,

то ли дождика капля, то ли слеза его.

 

* * *

Во краю моем

то поем, то пьем,

то соплю жуем

втихаря.

Переделами,

беспределами,

что ни делаем,

все зазря.

 

Помню, вроде бы,

была родина:

не уродина,

а по мне.

Все по-новому:

гарь еловая,

масть бубновая

на спине.

 

Здесь за градами,

за оградами

за наградами —

целый рой.

Неприличные

страсти личные —

в грязь яичною

скорлупой.

 

Словно не были

были - небыли

вот бы неба мне —

чтоб за так.

Одинакова

лиц инаковость,

там, где всякому

всякий — враг.

 

Где в расселины

глаз рассеянных,

над тобою и

надо мной,

жидко сеется

свет рассеянный

зачарованной

тишиной.

ПРОЗА

Крутится шарик волчком на скрипучей оси.
Все норовит, гад, назло нам — быстрее, быстрее.
То ли боится кого, то ли просто решил
слиться с орбиты поближе к Венере,

а там...
Там и до Солнца всего ничего по прямой — где-то в пределах стотысячной доли парсека,
что, как известно, для доброй собаки не крюк, если в плохую погоду хороший хозяин...

Впрочем, в хорошую верят теперь
только цветы на окне да пиздун-телевизор.
Утки уходят суровым литым косяком
через Багдад на сионский упитанный плес.
Падают гривна и нравственность; многоэтажка рядом со мной по соседству 
от иерихонских труб доблестных братьев по крови, отважно пришедших родичей блудных из вражьих тенет вызволять...

С творчеством тоже не очень. Не то чтобы всё, а лишь отчасти, но это и то слава Богу.
Раньше вот помню, как рыжики после дождя перли наверх, друг за другом спеша, кто кого.
Нынче же всё уклонистство сплошное да пьянство.
И ускользает, смущаясь, рифмованный стих (как ни рифмуй, все одно получается прозой).

Эта тенденция выглядит даже паскудно в свете того, что сейчас происходит вокруг.
Или цинично. Но это, опять же, ИМХО.
Впрочем, возможно, причина — душевная старость.
Как не брыкайся, ведь есть же предел у души!
Ну, не предел, а какие-то скрытые вехи;
как в старину на почтовых, где пыльных коней
в нужный момент ездоки заменяли на свежих,
чтобы добраться до цели...
А цель неясна.
Как и пути к ней, причины, резоны и смыслы.
И все навязчивей давит небес коромысло
Точку да-чжуй, где вмурована в шею спина.

bottom of page