РОССИЙСКИЙ
АНТИВОЕННЫЙ ЖУРНАЛ
здесь только литература

 

 

То, что сильнее смерти

 

Никита сидел на заднем сиденье такси, прижавшись головой к прохладному стеклу бокового окна. За окном мелькали дома, перекрестки и встречные машины. Уличные фонари, огни светофоров и витрин отражались в лужах и каплях дождя на оконном стекле. В такси было тихо. Мама сидела на переднем кресле и думала о чем-то своем.

Она с папой настаивали ехать из аэропорта сразу домой, а к Антону заехать как-нибудь на днях, но Никита чувствовал, что откладывать было нельзя. Несмотря на то, что он относился к родному отцу безразлично, мальчик устроил в очереди на паспортном контроле целую сцену. В итоге мама согласилась, но была очень недовольна. Папа поехал с багажом домой, а они взяли такси и отправились в больницу.

К тому моменту, как Никита с мамой добрались до больницы, забрезжил рассвет. Потом они долго спорили с дежурным врачом на стойке регистрации, чтобы их пропустили в палату реанимации в неурочное время. Наконец та сдалась и пропустила ночных посетителей.

Никита стоял перед больничной койкой, на которой, увешанный датчиками и капельницами неподвижно лежал его отец. Похудевший и бледный, он был похож на манекен, безразличный ко всему происходящему вокруг. Если бы не монитор в изголовье, на котором отображалась равномерно подрагивающая тонкая линия и непонятные цифры, можно было бы подумать, что в этом теле уже нет жизни.

Никита молчал, а в голове у него крутился ураган мыслей. Обрывки воспоминаний о счастливой и веселой, но такой далекой жизни, когда отец был с ними, сменялись злостью и обидой на то, что он ушел. За картинами о том, как Антон ползал по комнате на четвереньках, а Никита катался у него на спине и заливался веселым смехом, следовали воспоминания о том, как мама кричит на отца, а потом тихо плачет на кухне в одиночестве.

Сейчас мама стояла рядом и тоже молча смотрела на своего бывшего мужа. По ее лицу было совершенно непонятно, о чем она в этот момент думала. Несколько минут они так и стояли в полной тишине. Затем мама все же не выдержала и повернулась к дежурной сестре, сидевшей на посту неподалеку.

— Он поправится? — немного хриплым голосом спросила она.

Сестра — невысокая плотная женщина без талии и с некрасивым лицом — оторвалась от бумаг и посмотрела на ночных посетителей.

— Это лучше спрашивать у лечащего врача.

Она помолчала и негромко добавила после паузы:

— Но я бы на вашем месте сильно не надеялась.

Словно в подтверждение слов медсестры аппарат, фиксировавший сердцебиение Антона, подал тревожный сигнал, а ломаная зеленая линия на мониторе превратилась в страшную в своей простоте прямую. В тот же самый момент сквозь зеленую листву деревьев за большим окном на пол палаты лег яркий солнечный луч.

Медсестра бросилась к койке Антона.

— Что случилось?! — взволнованно воскликнул Никита, хотя уже прекрасно знал, что случилась беда.

— Покиньте палату, — сухо бросила через плечо сестра.

— Папа! Не умирай! Я тебя люблю! — выкрикнул Никита и крепко сжал кулаки, больно впившись ногтями в ладони.

— Покиньте палату! — по-прежнему не оборачиваясь, повысила голос медсестра.

— Сынок, пойдем, не будем мешать, — нежно сказала мама и, взяв Никиту за руку, потянула его к выходу.

Тот не сразу, но поддался, и последовал за матерью, ежесекундно оглядываясь назад. Он видел, что проклятая зеленая линия оставалась прямой и не собиралась искривляться обратно. Навстречу им в палату вбежал высокий молодой дежурный врач, который бросился к медсестре и начал помогать ей проводить какие-то манипуляции с пациентом. Уже в дверях Никита повернулся к отцу и громко выкрикнул:

— Не смей умирать! Слышишь?! Не смей!

— Мамаша, утихомирьте сына! — выкрикнул врач.

Мама буквально вытолкала Никиту в коридор. Как и несколько минут назад у койки Антона, сердце мальчика переполняли смешанные эмоции. С каждым мгновением он все больше осознавал, насколько в действительности любит отца. Внутри словно открылись какие-то шлюзы, и тщательно скрываемое на протяжении последних лет чувство оказалось на свободе. Одновременно Никита был в ярости от того, что Антон так подло бросил его во второй раз.

В коридоре мама усадила мальчика на один из белых железных стульев, стоявших у стенки, а сама пошла к кулеру с водой. Никита откинулся на прохладную спинку и закрыл глаза, из которых по щекам непрерывно текли крупные слезы.

Вернулась мама и предложила сыну пластиковый стаканчик с водой. Тот, не открывая глаз, отрицательно покачал головой. Никита не хотел видеть этот холодный в своей чистоте больничный коридор. Отгородившись от внешнего мира закрытыми веками, мальчик спрятался в своем внутреннем мире. Здесь было тепло от переполнявшей его любви. Она поглотила Никиту целиком и теперь рвалась наружу, разливалась невидимым потоком по коридору, рвалась сквозь двери палаты туда, где спокойный и безжизненный лежал отец.

Никита не знал, сколько времени просидел так. Пару раз мама мягко начинала уговаривать его уехать домой, но мальчик лишь упрямо качал головой и вырывал руку из теплой маминой ладони.

Наконец двери реанимации распахнулись, и в коридор вышел врач. Никита тут же вскочил на ноги и уставился на него в упор, жадно ожидая хоть одного слова. Мальчик изо всех сил гнал от себя тяжелую уверенность в том, что уже знает, что сейчас услышит. Вместо этого он, как мог, пытался оживить в себе надежду.

Молодой мужчина в белом халате выглядел устало. Однако его лицо выражало еще какую-то эмоцию, которую Никита никак не мог прочитать. Она была очень похожа на недоумение или даже удивление.

Врач обратился к маме, стоявшей за спиной у Никиты.

— Ваш муж пережил клиническую смерть, но нам удалось реанимировать его. Сейчас его состояние стабилизировалось.

— Что это значит?! Он выживет?! — воскликнул Никита, запрещая себе надеяться до того, как услышит твердый утвердительный ответ на этот вопрос.

— Я практически уверен, что да, — кивнул врач.

Больше Никита не слышал ничего. Он опустился обратно на стул и снова заплакал, но теперь уже от счастья и облегчения.

Доктор повернулся обратно к маме.

— Должен сказать, что я немного в замешательстве. Дело в том, что реанимационные мероприятия, которые мы проводили... В общем, они были безуспешны. Я уже зафиксировал время смерти пациента. Но потом произошло нечто необычное. Такое впечатление, что ваш супруг...

— Бывший супруг, — все же поправила мама.

— Да, бывший супруг, — врач был настолько обескуражен, что даже не смутился из-за допущенной им бестактности. — Короче говоря, он будто бы вернулся к жизни сам, без нашей помощи. Словно решил, что ему еще рано... Я не знаю, как это еще описать, но если чудеса и случаются, то это было именно оно.

— И как он сейчас? — спросила мама.

— Пока он без сознания. Но жизненные показатели стремительно возвращаются к норме, что не менее странно, учитывая, что за последние дни он пережил не только клиническую смерть, но и серьезный инсульт. В общем, я не готов из-за экстраординарности случая давать какие-то твердые прогнозы, но не удивлюсь, если ваш муж... э-э-э, бывший муж в скором времени придет в себя.

— Нам можно к нему сейчас? — подал голос Никита, глядя на врача снизу вверх.

— Думаю, вам лучше вернуться сегодня позже. Вполне вероятно, что к этому времени он будет чувствовать себя намного лучше.

 

Остряк, Кричун и Мех рассказывали новому знакомому о своих приключениях сбивчиво, постоянно перебивая друг друга и перескакивая по ходу повествования то вперед, то назад. В конце концов Тимур окончательно запутался, и после непродолжительного спора игрушки договорились, что теперь говорить станет Остряк, а остальные будут только уточнять какие-то детали.

История добралась до момента, когда друзья, помогая друг другу, выбрались из кучи вываленных из мусоровоза отходов и поняли, что оказались в самом центре огромной свалки.

Увлеченные рассказом игрушки не сразу заметили, как буквы на висевших повсюду листах бумаги начали расплываться и медленно стекать тонкими черными струйками вниз. Следом и вся комната потеряла очертания, а вокруг друзей сгустился туман.

— Что случилось? Тимур проснулся?! — воскликнул Мех.

— Боюсь, что просыпаемся мы, — буркнул Кричун. — Похоже, светает.

Он оказался прав. Туман рассеялся, и друзья увидели вокруг себя знакомую обстановку терема Василисы.

— И что теперь? — спросил Мех.

— Ждать, — ответил Остряк. — Ждать и надеяться, что проснувшись Тимур не забудет этот сон.

— Давайте на всякий случай попрощаемся, — предложил Кричун.

Мышонок подошел к Меху и Кричуну и неуклюже обнял их. Человечек из конструктора протянул в ответ свои руки-пластины. Лапки у фиолетового зверька были слишком коротки, поэтому он просто коснулся ими своих друзей.

— Я рад, что вы у меня есть, — прошептал Мех.

— И я, — ответил Остряк. — Спасибо вам за все.

— С такими друзьями, как вы, ничего не страшно, — слабо улыбнулся Кричун.

Игрушки услышали на лестнице чьи-то шаги. Обернувшись, они увидели Василису, спускавшуюся со второго этажа. В руках у нее было аккуратно склеенное блюдо.

— О, вы вовремя, — улыбнулась хозяйка терема, — я как раз только закончила.

Она помахала блюдом.

Мех, Кричун и Остряк бросились к ней, наперебой умоляя показать им Тимура.

Когда Василиса подошла ближе, друзья увидели ее уставший вид. Судя по всему, девица не спала всю ночь, стараясь успеть склеить блюдо к рассвету. Сейчас же в окно было видно, что солнце уже почти поднялось над рекой.

Хозяйка терема осторожно поставила блюдо на сундук и бросила на него красное яблоко. Оно сразу же начало раскручиваться, с каждым витком набирая скорость. Кричун быстро описал Василисе, как выглядел их новый знакомый, и вскоре на испещренной тонкой паутиной трещин поверхности блюда проступило изображение.

Тимур сидел в кровати, опершись спиной на подушку, и что-то быстро писал в блокноте. По взъерошенным волосам и помятому лицу было понятно, что он схватился за бумагу и карандаш едва проснувшись. Иногда мужчина отрывал взгляд от блокнота и смотрел в пустоту, пытаясь вспомнить все детали таявшего в его голове, словно туман на утреннем солнце, сна.

— Ну что ж, — сказала Василиса, — мне кажется, вас можно поздравить. Вы успели найти себе нового писателя, и, проснувшись, он вас не забыл.

Кричун вскочил на ноги и от радости завопил во весь голос, перебудив всю округу. Даже Луговик на другом берегу реки проснулся и недовольно заворчал про бесстыжую девку, устроившую из своего жилища пристанище для сумасшедших. Внутри терема сама Василиса крепко зажмурилась от оглушительного крика, но не стала ругать мышонка, а наоборот, весело рассмеялась. Через секунду к ней присоединились Остряк и Мех.

Друзья смеялись очень долго, и казалось, что такими счастливыми они не были никогда. Затем троица поведала хозяйке терема о событиях прошедшей ночи.

— Послушайте, а что с Химозой? — вспомнил Остряк, когда закончил рассказ о том, как игрушки проучили автора страшных книжек. — Мы ведь так и не видели его после того, как тот старик поранил его своим секатором.

— Я нашла его, — ответила Василиса. — Сейчас он спит в пещерах у подножья гор. Там владения хозяйки медной горы. Я уже послала к ней Буяна попросить приглядеть, чтобы вашего друга никто не потревожил.

— Спит?! — испуганно воскликнул Мех. — Но он же может нападать на людей в их снах!

— Не в этот раз, — покачала головой Василиса. — Он не ушел в Обитель Идей, а просто восстанавливает силы.

— Ты можешь нам его показать? — попросил Кричун.

— Конечно, — ответила девица и бросила яблоко на блюдо.

Через минуту игрушки увидели Химозу. Осьминог действительно мирно спал в дальнем углу темной и влажной пещеры. Казалось, он уменьшился в размерах и уже не имел такого агрессивного багрово-красного оттенка, как минувшей ночью.

— Он поправляется, — сказала Василиса. — Похоже, вы смогли сильно напугать того писателя, и он и вправду отказался от идеи писать свою книгу.

— Какое замечательное утро, — радостно произнес Мех. — Столько хороших новостей.

— Это еще не все. Я посмотрела, как дела у еще одного вашего знакомого.

— Кого? — спросил Кричун.

— Того, кто вас придумал.

— Но ведь три дня прошли. Разве Яга не забрала его? — удивился Мех.

Василиса отрицательно покачала головой и в очередной раз бросила яблоко на блюдо.

Игрушки увидели больничную палату. На одной из коек все так же лежал уже знакомый им худой высокий человек. Его глаза были по-прежнему закрыты, но в лице что-то неуловимо изменилось. Писатель больше не выглядел как мертвец. Теперь он походил на обыкновенного спящего человека. Даже пластиковая маска куда-то пропала, обнажив некогда круглое, а теперь осунувшееся лицо. Рядом сидел подросток и крепко держал человека за руку. За спиной у мальчугана, положив руки ему на плечи, стояла красивая светловолосая женщина.

— Получается, Яга и Кощей меня обманули? Они и не собирались приходить за ним? — спросил Мех.

Василиса снова качнула головой из стороны в сторону.

— Яга никогда не врет. А Князь Тьмы уж тем более. Думаю, дело в другом. Кощей сказал тебе, что есть одна вещь, которая может спасти вашего создателя. Мне кажется, я поняла, что это.

— Что же? — хором спросили игрушки.

— Любовь. Если любовь достаточно сильна, она может справиться даже со смертью.

Мех показал на подростка.

— Это его сын? Никита? Это он спас нашего автора от смерти?

— Да. Его любовь оказалась достаточно сильной, чтобы смерть отступила.

Некоторое время хозяйка терема и ее гости молча смотрели на открывшуюся им картину.

— Но раз наш создатель жив, он может захотеть закончить свою книгу! — взволнованно воскликнул Кричун. — И тогда снова могут появиться разные копии каждого из нас!

— В рукописи этого писателя осталась незавершенной последняя глава. Вряд ли он захочет переписывать своих героев заново. А новый автор пишет вашу историю с ваших же слов. Так что только вам решать, какими будут Мех, Кричун, Остряк и Химоза в его книге. Если вы расскажете ему, как все было на самом деле, и не захотите что-то приукрасить, в Фантазии так и останутся только один самоуверенный разноцветный осьминог, смешной, но одновременно безгранично смелый фиолетовый зверек, надежный и ответственный мышонок, а также честный и скромный человечек из конструктора.

— Мы расскажем Тимуру только правду и не будем пытаться показать себя лучше, чем мы есть на самом деле, — пообещал за всех Остряк.

 

Новая история

 

В это самое время Никита уже сидел возле койки Антона. Все это время мальчик держал отца за руку. Антон выглядел намного лучше, чем утром. Его даже отключили от аппарата искусственной вентиляции легких. Лечащий врач — дородная женщина лет пятидесяти со светлыми волосами — не скрывала своего удивления таким резким улучшением состояния пациента, еще вчера находившегося на грани смерти. Она даже не исключила, что уже следующим утром Антона могут перевести из реанимации в обычную палату.

Мама сказала, что ей нужно в туалет, и что у Никиты есть еще пара минут, после чего они поедут домой. Едва она вышла, мальчик почувствовал, как отцовские пальцы сжали его ладонь. Он поднял взгляд и увидел, что Антон открыл глаза.

— Привет, — прошептал он и слабо улыбнулся.

— Привет, пап, — сам не зная почему, так же шепотом ответил Никита.

Он бросился на грудь к отцу и крепко обнял его.

— Тихо, не дави так, — с кашляющим смехом уже громче прошептал Антон.

Голос, пропавший после нескольких дней молчания, возвращался к нему.

Никита сел обратно на табуретку. Он чувствовал, как по щекам катятся слезы радости. Отец тоже плакал и улыбался одновременно.

— Я в больнице? Как я здесь оказался? — Антон только сейчас понял, где находится.

— Ты ничего не помнишь?

— Нет, — Антон окинул удивленным взглядом себя и палату. — Я попал в какую-то аварию?

— У тебя был инсульт. Ты несколько дней провел в коме, — в двух словах рассказал Никита, решив не упоминать о том, что отец пережил клиническую смерть.

— Несколько дней? А какое сейчас число?

— Двадцать восьмое.

— Двадцать восьмое?! То есть твой день рождения уже завтра?! — расстроено воскликнул Антон. — А у меня даже нет подарка для тебя!

— Ты уже сделал мне самый лучший подарок в жизни, — наконец рассмеялся Никита. — Ты вернулся ко мне.

— Нет, это не считается.

Антон замолчал, что-то вспоминая.

— Вообще-то я готовил тебе подарок. Да. Я хотел написать для тебя книгу. И, по-моему, я ее даже начал.

— Книгу?

— Ну да. Я ведь писатель. Столько лет я писал истории для незнакомых мне людей, а для своего сына не сочинил ни одной. Вот я и решил придумать что-то специально для тебя.

— И о чем же эта книга? — заинтригованно спросил Никита.

Антон снова смолк и нахмурил брови.

— Эта книга... Она про... — он перевел беспомощный взгляд на сына. — Я не помню... Я забыл, о чем хотел написать...

Улыбка пропала с лица Антона. Он опустил взгляд на одеяло и приобрел очень несчастный вид.

— Пап! Перестань расстраиваться из-за ерунды! Ты обязательно вспомнишь, о чем была эта книга, и подаришь мне ее на следующий день рождения!

— Нет, я не буду вспоминать, о чем она была. Если я ее забыл, значит, так и должно быть. — Антон посмотрел на Никиту и снова улыбнулся. — Я сочиню для тебя новую историю.