Эти двое в костюмах с галстуками выглядели на пустой городской площади еще более нелепо, чем активный аниматор в шкуре белого медведя с мегафоном.

 — Вот клоун, а! — пожалел один из двух не столько аниматора у кафе «Мороженое», сколько самого себя. — И ведь явно уже похмелился. Чуешь, какой разговорчивый?

 — Забей! — сглотнул сухую слюну второй. — Жара адова уже с утра, не находишь?

 Аномальный июльский зной действительно не жалел в районном центре никого, даже шустрых воробьев в лужице от шланга дворника Дома культуры на застывшей в веках Советской площади.

 — Ненавижу, когда лето, а я не у моря или на даче! — сказал тот, чьи старомодные итальянские туфли были тщательно умаслены обувным кремом.

 — А у меня в ноябре три с половиной недели. В прошлом году — в марте. Вот суки, а? Имеют нас во все дырки, как сам знаешь кого.

 — Да всех имеют, кто ниже званием! — сплюнул на пыльный асфальт тот, кто постарше. — Но согласись, если бы не имели, тут бы давно уже американцы военную базу построили.

 — Не факт! — подверг сомнению мысль коллеги тот, кто помоложе. — Россия крута и непобедима!

 — Эх, сейчас бы по пивасику! И по рубашке гавайской… Кто у нее муж был, у этой Ардалионовой? Ей же еще сорока пяти нет. Тот самый возраст — если не крокодил.

 — А если бегемот? — попытался пошутить тот, кто в полосатом галстуке. — Знаю: лопал ее мужик, сильно лопал, оттого и окочурился позапрошлой весной.

 — Какой там адрес у вдовушки? Улица Розы Люксембург, дом десять?

 — Двенадцать. И квартира номер шесть. Ровно половина. К чему бы это?

 — Любишь ты цифры считать! — улыбнулся тот, кто зачем-то решил отпустить усы. — Ладно, с бабой поговорим, куплю себе мороженое. А вечером — литра три пива, меньше нет смысла брать.

 — Так оно за собой потянет, — предположил чисто выбритый. — По себе знаю.

 Огромный владимирский тяжеловоз, символ и гордость города с легендарным конным заводом, построенным еще при Екатерине Великой, скосил на мужчин в костюмах свой немигающий глаз. И как будто недовольно ткнул мощным копытом в облезлую штукатурку постамента.

 — Здорово, конь с яйцами! Одному тебе тут хорошо при любой погоде!

 — И при любой власти! — добавил тот, кто постарше.

 

 В подъезде дома было грязно и сыро, как будто только что продували трухлявые трубы и уже второй раз за неделю затопили подвал.

 Шаги по деревянным ступенькам казались слишком громкими, да и дверь открылась не сразу, только после третьего звонка. «Кто там» никто не спрашивал — в маленьком городке это не принято, как и глазок в двери.

 — Вам кого?

 — Вас, Нина Васильевна, вас. Вы же Ардалионова?

 — Она самая, — мрачно окинула взглядом нелепые для жары костюмы женщина старше своих лет. — Вы из банка? Так некому пока кредит гасить, на войне мой сынок единственный. С середины июня.

 — Нет, мы не по поводу кредита, — привычно ответил на привычный вопрос один из двух. — Я из военкомата, мой коллега — из другой, более серьезной организации. Можно мы войдем, наконец?

 — Ладно, входите, коли пришли, — с неохотой сделала шаг назад простоволосая баба в застиранном халате. — Только у меня не убрано.

 В квартире пахло немного лучше чем в подъезде — сырость, где витают аппетитные запахи русской засолки.

 Эти двое так и остались в тесной прихожей, приглашения пройти дальше не поступало.

 — Мне уже сказали по телефону, что Глеб пропал без вести, — с досадой выдохнула из себя многолетнюю скорбь женщина. — У вас есть для меня другие новости?

 — Есть, — сглотнул сухую слюну тот, кто в сером костюме. — Велено вам лично сообщить, что пока ваш сын официально не считается погибшим.

 — А если он в плену? — на всякий случай спросила мать треснувшим голосом.

 — Нет пока таких данных, Нина Васильевна. Думаю, ваш сын Глеб Романович Ардалионов, скорее всего, погиб в середине или конце июня на территории вражеского государства. Но! Тело данного гражданина до сих пор не обнаружено, а потому выплата компенсации переносится на неопределенный срок.

 — Да это я и без вас знаю! — голос женщины задрожал и вдруг сорвался на сдавленный крик. — Какого хера явились тогда?! Добить меня окончательно?! Хотите, чтобы я прямо здесь подохла?! А хоронить меня кто будет, власть ваша продажная?!

 — Так положено, — сказал уже абсолютно пустым голосом человек в однотонном галстуке. — Извините, если не вовремя. Мы тоже люди подневольные. Начальство приказало — идем по адресам.

 

 На полупустой и пыльной Советской площади, где теперь даже воробьям не осталось глотка водицы в лужицах, эти двое сидели под рваным зонтом кафе «Уют» и лениво просматривали смартфоны. Болтливого аниматора в шкуре белого медведя уже и след простыл, как будто это было не здесь и в чьей-то другой жизни.

 — Ну и как тебе вдовушка? — хмыкнул тот, у кого итальянские туфли и лицо в мелких оспинках.

 — Да так себе мымра, не в моем вкусе, — ухмыльнулся коллега с легкими залысинами. — Сорока пяти еще нет, а уже седые волосы пробиваются, шея в морщинах.

 — И нервы у бабы ни к черту… А могла бы просто промолчать.

 — Ага, пусть ее кто-нибудь другой пожалеет. Моя Лорка все равно лучше смотрится, хотя они с одного года.

 Помолчали. Поели разноцветное мороженое в шариках, запили «Дюшесом», попросили коротконогую девицу принести пепельницу. А тут еще бармен с рыжими патлами неформала в застиранной футболке с «пацификом» загнал в динамик древнюю песню «July Moning» группы «Uriah Heep».

 — Нафталин! Про июльское утро поют, англосаксы гребаные, враги России!

 — Да и пусть себе поют, — сказал другой, прикуривая сигарету и ослабив галстук. — Мне вообще вдоль болта, если честно. Через пару-тройку лет я буду в Москве. Или на самый худой конец — в Нижнем.

 — Да уж, скорей бы перемирие, — равнодушно отпустил в зной кольцо табачного дыма человек в китайских туфлях из искусственной кожи. — У нас еще один адрес сегодня. На Карла Либкнехта. Там точно двухсотый в рефрижераторе, но нам не велено пока об этом матери говорить. Так они решили.

 — Вот они что, эти коммунисты, не могли улицы русскими именами назвать?! А зонт этот дырявый над нами кто зашьет? Опять китайцы с киргизами?

 — Забей. Жизнь все равно прекрасна. Главное — правильную профессию выбрать, чтобы не на заводе горбатиться, а в костюме на работу ходить.

 Докурили молча. Бармен включил не то рок-группу «Арию», не то «Мастер» — запели наконец-то на русском.

 — Вот и конь наш совсем не тот, кем кажется! — сказал в паузе после песни тот, кто постарше. — Туристы думают, что он из бронзы, а он из каких-то полимерных материалов.

 — Ну да, это в Москве памятники из металла, а у нас — из говна всякого! — согласился второй. — Но разве конь в этом виноват?

 — А мы с тобой в чем виноваты? — подытожил законы бытия мудрый коллега. — Ладно, пора нам двигать на Либкнехта. Работа есть работа.